* * *
Когда она открыла дверь комнаты Джордана, на улице уже сгустились сумерки.
Джордан лежал на постели все еще одетый и смотрел в окно на пожары, пылающие на всем протяжении туннеля.
Он повернул голову на звук открывшейся двери:
— Я сказал тебе, чтобы ты ложилась. Марианна не видела его лица, но тон не внушал особых надежд.
— Мне надо было тебя увидеть. Иначе я не смогу заснуть. — Она закрыла дверь и подошла к нему. — Тебе больно?
— Да, и я это очень плохо переношу. Так что тебе лучше вернуться в свою комнату и оставить меня в покое.
— Я не могу этого сделать.
— Ты об этом пожалеешь. Когда мне больно, Я склонен бросаться на всех.
— Тогда я найду твое поведение неприемлемым. — Она легла рядом с ним. Слова, которые она пришла сказать, давались ей с трудом, и она не хотела видеть его лица. Повернувшись к нему спиной, она тихонько сказала: — Но тебя я неприемлемым не сочту. Никогда. Она почувствовала, как Джордан напряженно замер.
— Эти слова звучат немного знакомо.
— Это прекрасные слова. Ты никогда еще не был так красноречив.
— Господь свидетель: ты непривередлива.
— Нет, я очень привередлива. Мне необходимо все. — Она помолчала. — Но и взамен я тоже дам тебе все.
Джордан не протянул рук, чтобы обнять ее.
— Например? — спросил он глухо, уткнувшись в ее волосы.
— Я пойду для тебя на любой бой. Ты хочешь, чтобы этот Наполеон был побежден. Я тебе помогу.
— Тебе следовало бы подумать об этом сегодня днем.
— Я рожу тебе детей. Наверное, я буду хорошей матерью. — И с трудом она выговорила: — И я дам тебе мою работу. Это — часть меня, это самое ценное, что у меня есть, и этим трудно будет делиться, но я попытаюсь. — Еще раз помедлив, она тихо добавила: — И я буду любить тебя всю жизнь.
Наступило молчание, а потом он вежливо спросил:
— И это все?
Возмутившись, она начала поворачиваться к нему, но вдруг его руки обхватили ее, заставив остановиться.
— Отпусти меня! — сказала она, вырываясь. — Я знаю, что тебе больно, но ты ужасно злой, и я…
— Ш-ш! — осевшим голосом успокоил он ее. — Я пошутил.
— Я не нахожу эту минуту смешной!
— А мне и не было смешно. Я просто не знал, что сказать, и вот я… — Он замолчал и притянул ее к себе. — Правда, я не нашел слов.
А когда Джордан тронут или растроган, он прячется под маской самоиронии, которая так хорошо ей знакома.
— Тебе надо было сказать: «Большое спасибо, Марианна. Я понимаю, что недостоин тебя, что я — бесчувственный негодяй, но я постараюсь исправиться».
Она ожидала, что Джордан засмеется, но он не смеялся.
— Это будет нелегко. Я не бесчувственный, но я люблю, чтобы все было по-моему, и будут моменты, когда я ошибусь и причиню тебе боль. — Голос у него ;сел и зазвучал неровно: — Но не будет, такого момента, когда я перестану любить тебя. У нее на глаза навернулись слезы.
— И не будет такого момента, когда я разлюблю тебя. — Она добавила: — Хотя иногда я буду запираться в мастерской и забывать, что у меня есть муж.
— Черта с два ты забудешь!
Она поцеловала ему руку над повязкой:
— Черта с два я забуду.
Папа счел бы это странным признанием в любви, мечтательно подумала Марианна, да и обстановка крайне причудливая. Его сердце поэта-романтика было бы больно ранено, но сейчас ей ничего не хотелось изменить. Любовь, которая уже перенесла трудности и испытания, не нуждается в цветущих садах или красивых словах, чтобы утвердить себя.
Они молчали, глядя на пожары.
— О чем ты думаешь? — спросила Марианна спустя долгое время.
Касаясь губами ее уха, он озорно прошептал:
— Я думаю, не назовешь ли ты меня снова бесчувственным негодяем, если я начну тебя ласкать.
— Ты не будешь меня ласкать. Я не хочу, чтобы ты повредил своим ожогам.
— Да? — Она ожидала, что Джордан станет спорить, но он только покрепче притянул ее к себе. — Хорошо. Так тоже очень приятно. Но, наверное, я показал себя неумелым любовником, если ты считаешь, что мне обязательно нужны руки. — Он снова посмотрел в окно. — Хорошо, что благодаря снегу пожары ограничены только ближайшими окрестностями туннеля. Если бы они распространились на поля, то голодная весна ждала бы…
Он вдруг резко втянул в себя воздух. Она повернула голову, чтобы взглянуть на него:
— Джордан?
— Ничего. — Он рассеянно поцеловал ее. — Просто одна мысль пришла в голову. Мне надо обдумать ее перспективы. Конечно, все будет зависеть от того, когда именно армия Наполеона окажется в этом районе России…
Он замолчал, не сводя глаз с цепочки пожаров, ведущих к Москве.
Джордан уже строит планы, пытаясь обернуть на пользу неудачу, вызванную потерей туннеля. Марианна лежала тихо, чтобы не мешать ему думать. Ее не тревожило то, что он почти забыл о ее существовании. Он вернется к ней, спокойно думала она. Какое это удивительное и волшебное чувство.
С этого дня он всегда будет возвращаться к ней.
17.
На следующее утро они выехали в Кассан. Предстояла долгая и утомительная скачка к границе.
Отряд тронулся в путь до рассвета и не останавливался, пока на небе не погас последний луч солнца. К концу дня Марианна настолько измучилась, что в объятиях Джордана мгновенно провалилась в сон.
Путь казался бесконечным. Прошло немало дней, прежде чем они увидели башни дворца воран в Ренгаре.
— Это будет нелегкая встреча, — тихо проговорил Джордан. — Долг воран — заботиться о безопасности Кассана, и она рассчитывала на этот туннель. Я постараюсь тебя защитить, но она…
— Не надо меня защищать, — сказала Марианна. Ей ничуть не улыбалось стать яблоком раздора между матерью и сыном и еще сильнее поссорить их. — Я это сделала и готова ко всем последствиям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118