Дарэм и Фейн начали чуть ли не настоящее сражение, соперничая в выражении нежных чувств к Мэдди, переживая и осуждая инцидент с подложным письмом. Кристиану пришлось принять на себя главное обвинение: но ведь он и представления не имел об этой уловке. Та ночь побега для него была кутерьмой и неразберихой. Дарэм пытался защитить герцога, но, тем не менее, только его одного Мэдди назвала лгуном.— Вы должны будете присматривать за ним в женском обществе, — посоветовал ей Дарэм и непринужденно развалился на своем стуле.— Неужели? — переспросила она, глядя на стол. Ее пальцы беспокойно полировали фарфоровую ручку чашки. Кристиан молча наблюдал за их движением.— Женщины, кажется, любят таких. — Дарэм покачал головой, — ореол таинственности, слухи об опасной наклонности превращаться в дикого зверя во время полнолуния, простые «да» и «нет» в ответ на все вопросы и замечания. Господи, я намерен тоже попробовать быть таким. Тогда все женщины будут падать в обморок только от одного моего появления. Что ты думаешь об этой идее?Вошел Фейн и встал как вкопанный:— Что с тобой произошло?Дарэм переменил позу, изображающую пылкую страсть:— Я пытаюсь изобразить увлекающую женщин силу таинственности и страстности.— Ну, не надо, — полковник подошел к Мэдди и приподнял ее руку:— Как ты себя чувствуешь, мой ангел?— Вы не должны меня так называть, — ответила она то, что всегда говорила в таких случаях, — мне гораздо лучше. Я могу безболезненно шевелить пальцами.Фейн удовлетворенно выслушал ее слова.— Тогда, может быть, мы прокатимся по парку в моем кабриолете?— После… бала, — сказал Кристиан.— Разрушитель планов, — проворчал Фейн.— Несносный грубиян, — сказал Дарэм, — нет ничего ужаснее, чем ревнивый муж.На лице Кристиана появилась узкая, подобающая этому замечанию улыбка. Но он действительно был ревнив, хотя и подшучивал раньше с друзьями над этим чувством, пока сам не узнал, что это такое. Он ревновал Мэдди к своим друзьям, потому что они слишком непринужденно обходились с ней, они с легкостью могли поцеловать ее пальцы, дотронуться до нее, делать то, что он не позволял себе, после того разговора в спальне.Жерво безумно ревновал ее к Ричарду Гилю, всегда невидимо присутствующему между ними. Кристиан умерил свой пыл, пригласил владельца питомника к себе и лично удостоверился, что тот работник не уволен. Герцог проклинал тот инцидент, произошедший из-за универсальной причины — неправильного понимания происходившего. Кристиан сделал это для Мэдди и постарался, чтобы она узнала об этом. Он ждал благодарности, которая, он был уверен, должна была последовать за его благородным поступком. Хотя для Жерво это была очень горькая пилюля — оставить того упрямого осла ненаказанным за то, что он открыто пытался соблазнить его жену в его же собственному саду.Герцог предпринял первую сознательную попытку поступить благородно, но он получил лишь сдержанные слова:— Ты сделал правильно.Кристиан стиснул зубы. Он решил, что ему не очень-то нравится казаться добрым и хорошим человеком. Жерво подумал, что если в ближайшее время он не изгонит из ее души почитаемый образ Ричарда Гиля, то быстро станет еще более ужасным, чем был до сих пор.
Жерво сам выбрал ткань и фасон для ее бального платья. Мэдди прекрасно понимала, что она должна иметь хотя бы одно вечернее платье, но в непонятном упорстве, доставлявшем ей удовольствие, она решила, что сама займется своим туалетом.С тревогой думала она о предстоящем бале. Мэдди встречалась с придворными с величайшей неохотой и отказывалась давать хоть какие-либо пожелания о своем бальном туалете. Это не волновало Жерво.Мэдди тайно отдавала предпочтение яркому зеленому шелку, который выглядел, как экзотический цветок, и в то же время богато. Но она не говорила мужу об этом. Ей было трудно представить себя в таком роскошном одеянии.Модистка оказалась достаточно умной, она понимала, что именно нравится Мэдди, но Жерво имел на счет модных туалетов собственное мнение. Модистка вернулась к сочетанию зеленого и фиолетового цветов. Она приложила ткани к Мэдди и покачала головой.— Нет, — сказала она, — не подойдет. Такое сочетание обесцвечивает вас.Мэдди было безразлично. Те ночи, которые она провела в постели одна, не защищенная его искушающей силой, дали ей возможность подумать о своем недомогании. Она решила не принимать участие ни в чем, что касалось беззаботного веселья.Жерво подошел к одному из манекенов и снял с него платье. Затем достал ножницы и стал обрезать с платья все оборки и рюшечки, игнорируя слабые возгласы модистки. Все летело на пол, до тех пор пока в его руках не осталось обыкновенное одноцветное платье с глубоким вырезом вокруг шеи. На платье осталось только аккуратное кружево на широких ниспадающих рукавах. Он надел на манекен то, что осталось от великолепного платья. В течение нескольких минут модистка прищуривалась, изучала его, поглядывая на Мэдди. Потом скривила губы и приподняла брови.— Это то, что вы хотите? — спросила она.Жерво только кивнул и оставил Мэдди для примерки. Рука у Мэдди еще болела, и примерка была очень болезненным и неудобным процессом.Когда рука Мэдди начала позволять ей больше свободы в действиях, Жерво сообщил жене за завтраком, что модистка пригласила ее на примерку. Мэдди пришла точно в назначенное время. Мягкий вкрадчивый цвет ткани, которую он выбрал, убивал в ней последнюю надежду получить удовольствие от наряда.Модистка помогла снять платье, так как Мэдди самостоятельно сделать этого все еще не могла.— Это будет слишком высоко для шеи, — сказала модистка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144