— навел на него ружье.
— Не вынуждай меня, дружище. Не знаю, что она с тобой сделала, и не собираюсь выяснять. Стой на месте; я прослежу, чтобы через день она вернулась к папочке.
— Почему не сейчас?
— Скажем, мне нужны дополнительные гарантии, и она мне их даст, — сказал Каттер, взлетел на лошадь и развернул ее, ведя за собой лошадь Уитни.
Никто не сказал слов прощания, Каттер не оглянулся, но Теджас надолго запомнил лицо Уитни, ее затуманенные страхом глаза, когда она оглянулась в утренней тишине.
Глава 11
Солнце, горячее и пронизывающее, высосало всю жизнь из ее тела. Уитни сдерживалась, не задавала вопросов и только изо всех сил цеплялась за гриву лошади.
Каттер ехал быстро, видимо, знал, куда едет; ей пейзаж казался однородным, ничто не указывало направление, кроме солнца.
Когда они проезжали через заросли кактусов, Уитни спросила, где они находятся, и Каттер ехидно посмотрел на нее:
— Замышляешь побег?
— Какая мне от этого польза?
— Никакой.
— Я только интересуюсь, в какой мы стране — в Соединенных Штатах или меня уже затащили в Мексику или Перу!
Он буркнул:
— Ты все еще в Аризоне. Это кактусы сагуаро.
— И зачем они нужны?
Слабая улыбка тронула уголки его губ.
— Из них делают бочки, трубы, испанские безделушки — множество возможностей.
— Очаровательно.
— Неужели?
На этот раз короткая улыбка была враждебной. Но позже он показал Уитни, как доставать воду из круглых трубчатых растений, срезая верхушку — работа не для слабонервных, — она заинтересовалась; внутри оказался мелкий резервуар с живительной влагой. Вот что интересовало лейтенанта Уэста: как апачи выживают в бесплодной пустыне. Оказалось, не так уж она бесплодна. Небольшие цветки, распускающиеся на юкке, можно срезать и испечь, на вкус они сладкие. На колючих мескитовых деревьях висят бобы, съедобные, хоть и невкусные.
Она обнаружила, что даже гремучая змея может быть источником пропитания, хотя решительно отказалась ее попробовать и ела вяленое мясо и сухие лепешки, которые терпеть не могла.
Они поднимались в горы все выше и выше, воздух стал разреженный и холодный, и Уитни озябла. Каттер сунул ей колючее пестрое пончо, одарил коротким взглядом и отметил, что она только и делает, что ноет.
Она в упор посмотрела на него:
— В пустыне было жарко, здесь холодно. Если бы ты имел какие-то органы чувств, ты бы это понял.
— Поплачься, поплачься. — Каттер тронул уздечку, и они продолжили путь над пропастью по узкому карнизу скалы.
Уитни боялась смотреть вниз. Одной рукой она держалась за гриву лошади, другой вцепилась в луку седла и радовалась тому, что Каттер слишком погружен в себя, чтобы уделять ей внимание. Они были в пути уже три дня, три долгих дня непрерывного движения, и к ночи она уставала так, что падала на твердое одеяло и мгновенно засыпала. Каттер, как и раньше, спал рядом, но заворачивался в отдельное одеяло и не прикасался к ней. А еще на ночь он привязывал ее на длинную веревку, как будто боялся, что она может попытаться сбежать.
«Куда мне бежать?» — с горечью подумала она, но ничего не сказала. Пусть считает, что она замышляет мятеж. Это будет держать его в напряжении.
Они совсем не разговаривали, только обменивались необходимыми фразами, а иногда шпыняли друг друга едкими замечаниями. Уитни все еще переживала, что Каттер ее отверг. Он не захотел ее понять. Разве не понятно, как ей было трудно довериться ему? И когда ей становилось жалко себя до слез, она вспоминала, что ему хочется верить в худшее, и это ее снова ожесточало. У нее были годы практики, как прятать свои чувства, заталкивать их вглубь, чтобы никто не видел, туда, где она и сама могла на время о них забыть. Это ей хорошо удавалось, но когда она встретила Каттера, открылись старые раны.
Придется все начинать сначала, учиться смиряться с новой болью и убегать от старых чувств, которые все еще преследовали ее.
Иногда, проснувшись раньше Каттера, она слышала его ровное, глубокое дыхание и размышляла, почему он больше не желает к ней прикасаться. Потому что она была замужем? Может, она и не девственница, но раньше она никогда не испытывала такого прилива чувств и ощущений, как у нее было с Каттером. Но как можно ему об этом сказать? Он подумает, что она опять притворяется, к тому же гордость не позволяла говорить ничего, что может быть принято за выпрашивание. Просить? Нет, это не в ее правилах! Брэдфорды никогда не отступают, не это ли всегда говорил отец!
Та же упрямая гордость заставила ее взбунтоваться, когда Каттер завез ее в неведомую даль и стал приказывать помочь с лошадьми и приготовить еду.
— Это твое шоу! — выпалила она, глядя на него зверем; спутанные волосы разметались по плечам, рот скривился в жесткой гримасе. — Если тебе что-то надо, делай сам!
— Нет работы — нет еды, — вежливо и холодно ответил Каттер, так что ей захотелось задушить его. Он смотрел на мятежное лицо из-под опущенных ресниц. — Много чести прислуживать тебе, я не слуга. Интересно было бы посмотреть, сколько ты продержишься без меня.
— Сколько надо, столько и продержусь! — Уитни откинула с лица растрепанные волосы. Будь он проклят за то, что он такое ненавистное, непостижимое существо!
И за предположение — верное предположение, — что он ей необходим.
Но когда он отказался поделиться с ней своей едой, сказав, что она обуза и кто не работает, тот не ест, она обнаружила, что упрямство имеет бледные перспективы. Она молча сделала попытку приготовить еду, но только сожгла соленое мясо, так что его стало невозможно есть. Каттер наблюдал за ней с веселым изумлением; он с явным удовольствием поглощал свою еду, и его глаза смеялись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75