Хотя это, вероятно, все же можно исправить. Если она позволит себе принять этого мистера Трента, он будет пользоваться покровительством герцога и герцогини. Они будут богаты. Ее сердце уцелеет, но не мое. Знать, что вы вели себя так бесчестно, что вы отвергли меня и все, чему я вас учила… Будь я проклята, если я позволю вам покинуть меня снова, не покарав!
– О, я готов платить, ваша светлость! Однако только моя мать в состоянии ввести такой налог, который может до самого дна вычерпать мою платежеспособность.
Джек поклонился, распахнул дверь и побежал за Энн.
Она стояла на зубчатой стене, где часть защитной стены соединялась с массивом башни Фортуны, и смотрела на далекий берег. Позади нее смущенно мялся лакей, без сомнения, стараясь соблюсти хрупкое равновесие между охранением и покушением на уединение гостьи.
Энн всячески старалась на замечать его. Облака плыли, бросая на зеленые окрестности то свет, то тень. Где-то там находится Хоторн-Аксбери: ее отец и мать, братья и сестры. Люди, которые любят ее. Люди, которые простят ее и спасут ее от этого, захочет ли Артур жениться на ней или нет.
Она не могла думать об Артуре. Если она пыталась вообразить его лицо или что-то из их разговоров, каждый приятный момент терялся в тумане самообвинений и вины. Никогда в жизни никому она не причинила такого зла. Артур ни в чем не виноват. Он любит ее.
Она погубила все.
Шаги послышались на каменных ступенях, легкая поступь приближалась.
– Славный Грейем, – сказал голос Джека, – вы можете вернуться к вашим обязанностям.
Энн вцепилась в каменный зубец обеими руками. Тяжелые ботинки лакея застучали вниз по лестнице.
– Вы будете со мной разговаривать? – спросил Джек. Легкий ветерок шевелил прядки волос вокруг его лица и цеплялся за ее муслиновую юбку. Даже одежда на ней чужая. Самозванка, в доме герцога, и она… она даже не знала таких слов. Она согрешила с сыном герцога.
Энн провела рукой по глазам и по-прежнему стояла к нему спиной. Но сознавала его присутствие.
– Я поступил неправильно, не предотвратив этого, – сказал Джек. – Я представляю себе, что вы должны чувствовать.
– Сильно сомневаюсь в этом, – отозвалась она.
– Вы преисполнены негодования – на себя, на меня. Вы думаете, что было бы лучше, если бы вы никогда не видели меня, если бы древо познания не уронило свой горчайший плод вам в руки. Еще есть горе и вина, а к тому же маленький темный страх – а вдруг вам не хватит храбрости и в конце концов моя семья одолеет вас.
Энн обернулась. Он стоит и смотрит на нее, дверь за его спиной закрыта, зубчатая стена отбрасывает тени к его ногам. Солнечный свет проходит резко по его лицу, кожа у него темно-смуглая, загорелая, его глаза – лесные тени и грех.
– Откуда вы знаете?
– Наверное, я тоже испытываю многие из этих неприятных чувств. Никто из нас не может переделать то, что случилось. – Он подошел к ней, ветер трепал его волосы. – Мне нужно знать, что вы намерены делать.
– Моя жизнь была счастливой, пока я не встретила вас. Ничто теперь не может исправить ее, если только Артур не увезет меня.
Губы его слегка сжались, он отвел глаза.
– Значит, спорить больше нет нужды? Если мистер Трент не придет вам на помощь, вы можете получить мое имя и состояние, не получая меня.
– Правда ли то, что сказала герцогиня, что вы посвятили себя… экзотическим чувственным наслаждениям?
– Да, до некоторой степени. Но не бойтесь, как только все будет улажено, я удалюсь из вашей жизни так быстро, как только смогу.
– Так о чем же все это было сейчас в башне Фортуны? Я не понимаю. Что это за семья? Вы что, все ненавидите друг друга?
– Возможно, мы, Сент-Джорджи, ценим ум больше доброты. Это не значит, что мы не любим друг друга. Это значит, что мы хорошо умеем причинять друг другу боль.
– Даже ваша матушка хочет сделать вам больно?
– Я обманул ее ожидания. Она не может этого вынести. Энн оглянулась на него, припав к грубой каменной стене.
– Я тоже обманула ожидания отца и матери. Папа будет сокрушен, но он не захочет меня наказать. Как и Артур. Любовь и доброта – две стороны одной монеты, не так ли? Как можно их разделить?
– Если бы человеческие страсти, обычно действующие во имя любви, не включали в себя гораздо большего, чем доброта, мисс Марш, мы бы с вами не оказались в нашем теперешнем затруднительном положении.
Она замолчала, вглядываясь в его глаза. Страсть пылала на его скулах, расплавляя ее решимость. Ее сердце билось тяжело, разрываемое смятением до самой сердцевины. Краткий безумный миг она надеялась, что он прижмет ее каменному парапету и поцелует, даже возьмет силой. Ей хотелось, чтобы он был побежден желанием, хотелось, чтобы он снова погрузился вместе с ней в то блаженное безумие. Нелепая, унизительная слабость. Она ее презирала.
– Я не хочу больше иметь с вами ничего общего, – сказала она. – И мне кажется, что вы видеть меня не можете.
– Кто это предположил? Герцогиня? Моя мать умна. Она не непогрешима. Хотя вряд ли имеет значение, конечно, каковы мои чувства.
– Каковы бы они ни были, – бросила она, – они достаточно поверхностны.
Джек отвел глаза.
– Не так-то просто для семьи герцога любить просто, не задумываясь. Наш ранг создает трудности, мы никак не можем избежать их.
– Даже друг с другом?
– Особенно друг с другом. – Он снова посмотрел на нее со своей резкой, иронической прозорливостью. – Давайте попробуем: немного сухой беспристрастности, и вы, может быть, поймете. – И, не дожидаясь, не глядя, идет ли она за ним, Джек двинулся по стене к полукруглой двери. Он распахнул дверь – там оказалась витая лестница. – Эта лестница приведет нас на крышу башни Фортуны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105