– Для чего?
– Либо ваш праведный гнев, ваше природное любопытство, либо ваше чувство юмора поддержат вас, если только вы не боитесь высоты?
«Я не боюсь – до тех пор, пока я с вами!» Из какого-то глубокого, таинственного места Энн явилось некое язвительное веселье, хотя ярость все еще окрашивала ее чувства, как уксус, вылитый в вино.
– Нет, – сказала она, – я так не думаю. Однажды я поднялась на верх церковной башни в Хоторн-Аксбери.
– Тогда ничего, Уилдсхей ничуть не ближе к небу, чем официальная церковь.
Она прикусила губу, не зная, пытается она подавить смех или слезы, и пошла за ним.
Они вышли на самую высокую из башен. Нагромождение крыш расплескалось во все стороны, словно ребенок ударил топором по торту. Только каминные трубы и флагшток с развевающимся на нем штандартом пронзали огромную чашу неба. Открытая местность простиралась под ними.
– Вся земля, которую вы можете видеть, принадлежит Уилдсхею, – сказал Джек. – Вся эта ответственность: фермы, деревни, лавки, рынки – жизни сотен, если не тысяч людей. Вот что означает власть. Это и свод законов; это и проявление величия; это и нравственное руководство. Моим предкам это показалось бы странной мыслью, но определенный декорум – вот чего современный мир требует от герцогов. Райдер должен был быть воспитан так, чтобы он мог в один прекрасный день взять бразды правления всем этим в свои руки. Он должен мотивироваться сочувствием и справедливостью, но без сантиментов и страсти. Мой отец получил такое же воспитание.
– Без страсти? А что же еще было проявлено только что в башне Фортуны?
– Игра.
– Сердцами, как игровыми фигурами?
– Возможно. Моя семья сердится не только потому, что я их разочаровал, но потому, что они считают, что я оказался вне пределов их досягаемости. Возможно, мне слишком многое позволяли. Тогда как Райдер всегда знал, чем он должен стать, меня воспитывали только ради того, чтобы я был под рукой на случай, если понадоблюсь, чтобы занять его место. Иначе я просто бесполезен. В результате я пользовался значительной свободой.
– Что превратило вас во врага родного брата?
– Врага? – Джек отошел, и волосы его бешено взметнулись. – Райдер расстроен только потому, что он очень любит, и эта любовь заставляет его бояться меня. Когда мы были мальчиками, мы носились вместе, как варвары.
– Вы пытаетесь убедить меня, что когда-то вы были «как все люди»?
– Нет, конечно, я никогда не был как все, даже в детстве. Может быть, поэтому мне так нравится ваше общество. – Он отворил маленькую дверцу. – Боже, удивительно, что это все еще здесь!
Мускулы на его спине напряглись, когда он вытащил большое деревянное корыто из какого-то помещения вроде кладовки. Энн смотрела на него. Сердце у нее билось, как барабан. «Мне так нравится ваше общество»?
– Как я могу доверять всему тому, что вы говорите? – упрямо спросила она.
Если у вас хватит духа, я это докажу! – Джек подтащил корыто к основанию трубы и ударил по нему кулаком. Крыши уходили в разные стороны в головокружительном беспорядке. – Мы с Райдером проделывали это тысячу раз – летали на нашем деревянном драконе по шиферу до крыши большого зала. – Он уравновесил корыто, сел на него, потом развел руки, обняв пространство перед собой. – Прошу садиться! Если только вы не боитесь…
– Я не боюсь ничего, что вы можете сделать.
– Тогда доверьтесь мне!
С каким-то слепым вызовом она подошла к нему и села на корыто. Он удобно удерживал ее перед собой сильными бедрами с обеих сторон.
– А теперь, сударыня, держитесь! Полет дракона!
Корыто полетело по плоской крыше с грохотом тысячи галопирующих лошадей. У края с желобом их деревянная колесница подпрыгнула, поднявшись в воздух, словно у нее выросли кожаные крылья. Энн вскрикнула и обеими руками вцепилась в Джека. Завывая, как баньши, он привлек ее к себе, а сам откинулся назад, чтобы уравновесить их полет.
Они опустились с грохотом на вторую шиферную плоскость. Ее спина прижалась к его животу и груди. Его сильные бедра обхватили ее ноги. Мышцы его рук туго пружинили под ее руками, а его мужское радостное возбуждение звучало у нее в ушах. Ее кровь отозвалась, ее тело растаяло. Легкомыслие и беспечность вновь пели в ней. У нее захватило дух.
Корыто соскочило со второй крыши, продержав их еще одну долю секунды в свободном полете, а потом опустилось на каменную террасу, окруженную стеной с зубцами, и остановилось.
Платье задралось от ветра до колен, показав чулки и ботинки, мелькнули завязанные подвязки. Вспыхнув, Энн потянула юбки вниз и, шатаясь, встала.
– Боже мой! – Она снова села, потому что колени у нее подгибались. Ее тело превратилось в ручейки горячей меди. – Кажется, я доверила вам мою жизнь!
Мгновение Джек стоял, как прикованный к месту – что-то открытое и уязвимое было в его глазах, – потом наклонился и предложил ей руку. Энн ухватилась за его пальцы и встала. Вся ее ярость исчезла в ярком сиянии его веселья. Одно мгновение они стояли лицом друг к другу. Смех оставил глубокие морщины по обеим сторонам его рта. Она поняла с головокружительной уверенностью, что ему хочется ее поцеловать.
Если бы она заколебалась, если бы выказала хотя бы легчайшую склонность к согласию, он вновь прижался бы губами к ее губам, и она бы окончательно растаяла. Картины замелькали, как фейерверк, – этот мужчина обнаженный, его тело соединено с ее телом, это блаженство, которому суждено превратиться в горькие сожаления. Женитьба на ней означала бы для лорда Джонатана Сент-Джорджа наказание. Он все равно оставил бы ее.
Тем не менее Энн знала, что она все еще хочет этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105