На таких, как она, мужчинам легко не обращать внимания. Такие знают, что могут не беспокоиться: легкомысленное тщеславие не про них, но все равно страдают оттого, что на них не обращают внимания, а более хорошеньких девушек замечают в первую очередь.
И все же один-единственный взгляд сбил с толку и растревожил ее больше, чем все иные события этой ночи. Она посмотрела на него.
– Там, наверху, вы сказали, что теперь я в безопасности. Почему вы так уверены? Что, если бы мы вас разоружили, а тот, другой человек вернулся?
– Вы в полной безопасности, пока я здесь, вооружен я или нет.
– Хотите, чтобы я поверила, будто вы могли предотвратить его нападение на меня?
– Поверьте, хотя ваша отважная атака с кочергой в руках помешала мне это сделать, – с тайной усмешкой заметил он.
– Я не знала, что в комнате есть еще кто-то, – сказала Энн. – Иначе я напала бы и на вас тоже.
– Попробуйте сделать глубокий вдох и успокоиться – я вам не опасен, – сказал он, все еще чуть заметно улыбаясь.
– Нет, сэр, – спокойно ответила она. – В это я не могу поверить.
На радость Энн, в комнату вошла тетя Сейли. Она задержалась, чтобы хоть как-то одеться. Чулки на пожилой женщине были разные. Она волновалась, но при этом разрумянилась, словно – несмотря на съехавший набок чепец, разные чулки и седеющие волосы – была девушкой, которая кокетничает впервые в жизни.
– Бедная моя, дорогая овечка! – воскликнула тетя Сейли. – Это надо же, чтобы в моем доме произошло такое! Но теперь окно на крепком засове, и мы с Эдит придвинули к нему комод.
Эдит стояла в дверях, тоже уже одетая. Казалось, служанка разрывается между волнением и готовностью услужить. Если бы этот человек не вел себя так осторожно, она со своими мушкетом могла бы наделать бед. Но теперь все позади и она готова была подчиняться его приказам.
Он поклонился тете Сейли, после чего, сложив руки за спиной, застыл в спокойной позе, точно тигр, устроившийся в засаде у водопоя.
Тетя Сейли присела в реверансе, склонив голову.
– Сэр, я уверена, что всему этому существует какое-то объяснение. Иначе все выглядит слишком странно. Господи, да у меня в доме и красть-то нечего, я уверена. И если бы вы были вором… Ну это же полная бессмыслица!
– Сначала чай, а потом объяснения. – Он улыбнулся Эдит. – И может быть, завтрак? Утро не за горами.
Эдит сделала реверанс и исчезла в кухне. Тетя Сейли села рядом с Энн, положила ее руку себе на колени и погладила. Общеизвестно, что это успокаивает.
– Судя по всему, я вторгся в дом морского капитана, – сказал незнакомец. – Это ваш муж, миссис Сейли? Эта стеклянная модель – один из его кораблей?
– Это «Геннет», сэр, он весь сделан из бристольского стекла.
– Прекрасный корабль. Капитан Сейли не был диссентером, как ваш брат?
– Нет, сэр. Когда мы поженились, я сама обратилась к государственной церкви. Мой брат ничего не имел против.
– Я не сомневаюсь, что ваш муж был хорошим капитаном.
Тетя Сейли расцвела, точно роза, и пустилась пересказывать последние приключения своего покойного мужа.
Незнакомец сел, скрестив ноги в сапогах, и слушал. Он даже время от времени задавал вопросы, словно пришел со светским визитом, а капитанская вдова была какой-нибудь графиней. Энн показалось, что он слегка потешается, но не над ними, а над собой. Незнакомец держался совершенно непринужденно, и тетя Сейли от этого тоже чувствовала себя свободно, а это означало, что он принадлежал к весьма привилегированному слою общества.
Дверь растворилась, и Эдит поставила поднос с чаем.
– Горячие лепешки будут готовы сию минуту, – сказала она и снова поспешила удалиться.
Миссис Сейли разлила чай в тонкие чашки с золотым ободком. Эдит подала лучший фарфор тети Сейли – ее свадебный фарфор. Энн не знала, обижаться ей или забавляться происходящим.
Джек смотрел, как краска возвращается на лицо Энн, когда она пила чай – дар запретных областей Китая. То не была отчаянная краснота ее недавнего смущения или тот румянец от свежего воздуха и холода, который он заметил на улице. Просто поверх скул кожа стала точно тонкий фарфор с легким оттенком розового цвета.
Он отметил, как встрепенулось его сердце. Кожа у нее была необыкновенная: такая белая, почти прозрачная, словно от одного только взгляда на ней может появиться синяк. Светлые глаза и неописуемые волосы тоже очень английские. У него на руках она казалась почти невесомой – белокожее, хрупкое создание, закутанное в слои хлопчатобумажной ночной рубашки и неистовой пристойности.
Однако его обжигало сознание, что это – женщина: мягкость бедер, приятное прикосновение маленькой груди. От ее волос пахло лавандовой водой и розами – так пахнет летом сад в Дорсете, нагретый солнцем, – а за этим ощущался очень тревожный запах женщины и сновидений, волнующий аромат с намеком и на смятые постели, и на невинность.
Постели в его сновидениях обычно благоухали пряностями и мускусом, а этот аромат, очевидно, увлек его лишь на мгновение.
Мисс Энн Марш – англичанка, девушка из хорошей семьи, закованная в латы хрупкости и изящной стыдливости, да к тому же она только что пережила несколько воистину ужасных мгновений. Больше того, она воспитана на одном из религиозных течений, отличающихся от господствующей церкви строгостью молитвенных домов и рациональностью верований. Ему хотелось защитить ее и утешить, как охотник утешает попавшуюся в силки птицу, поглаживая перышки.
Но он не мог предложить ей ничего, кроме неприятностей.
Джек посмотрел на ее тетку.
– Благодарю вас, сударыня, – сказал он, ставя на стол свою чашку. – Теперь я, пожалуй, могу утолить ваше любопытство, хотя сначала должен задать вопрос мисс Марш.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105