Лаура подошла к окну, выходящему в сторону Хеддон-Холла.
Господи, как давно это было! И все же не так давно, чтобы она могла его забыть.
Она всей кожей ощущала его присутствие, его нетерпеливое ожидание.
Она страдала, она ощущала почти физическую боль.
Пойти к нему сейчас — значит рискнуть всем, что у нее осталось. В глубине души она знала, что если еще раз его потеряет, то просто не сможет этого пережить. Она умрет.
Умрет, но уже не воскреснет в ином качестве.
Пойти к нему — значит проявить великое мужество, но она не знала, под силу ли это простой смертной.
— Оставь свои цифры, — снова раздался голос Долли. — Довольно трудиться, пора отдохнуть, подышать воздухом. Пойди надень костюм для верховой езды, а я распоряжусь, чтобы подали лошадей.
Герцогиня взяла у нее из рук книгу, и Лаура со вздохом пошла одеваться. По глазам Долли было понятно: она что-то затевает. Но Лаура слишком устала, чтобы строить догадки.
Спустившись в холл, Лаура с удивлением обнаружила, что Долли вовсе не одета для прогулки верхом.
— Нет, дитя мое, я полагаю, тебе лучше прокатиться в одиночестве, — сказала герцогиня и буквально вытолкнула Лауру за дверь.
Лаура улыбнулась. Какое уж тут одиночество? Ведь вокруг столько детей… Дети с любопытством смотрели, как к дому подводят лошадь.
Конюх был в темных штанах и в хлопковой рубахе, некогда белой, но теперь покрытой пятнами, о происхождении которых Лаура предпочла не думать. Он низко ей поклонился.
В его черных как смоль волосах поблескивало серебро.
Он сложил вместе ладони. Сложил не без труда, ибо одна его рука была изувечена.
Сердце ее замерло.
— Прошу вас, миледи, — почтительно проговорил он, подставляя руки под ее ступню.
Она не двигалась.
Не могла пошевелиться.
— Алекс? — спросила она и не узнала собственный голос.
Страх в груди ее стремительно таял, как тает лед под жарким солнцем. Как просто было испытывать страх, не видя любимого.
Господи, Алекс.
Он поднял голову и посмотрел ей в глаза. Он никогда не снимал маску на людях. До этого дня. Он обнажил лицо перед Долли, перед детьми и перед слугами, приехавшими из Лондона. Должно быть, они насмехались над новым конюхом, но он со смирением принял их насмешки.
Человек, ужасно боявшийся быть осмеянным и оскорбленным, человек, гулявший по собственному саду лишь в темноте, он теперь стоял перед ней коленопреклоненный, как слуга.
Он смотрел на нее и думал о том, что никогда прежде не видел более прелестной женщины. Он хотел обнять ее, прижать к себе, но по-прежнему лишь молча смотрел на нее.
Лицо ее чуть округлилось, губы стали полнее, а волосы сверкали, словно солнечные лучи. Глаза были огромные и зеленые, как изумруды, и они излучали свет.
Он улыбался, но Лаура смотрела на него в немом ужасе, словно увидела привидение.
— Алекс? — повторила она, и он молча кивнул.
Да, это был он, ее Алекс. Постаревший, с новыми шрамами на лице и новым взглядом, от которого ей становилось больно.
Она не заметила, как одинокая слеза скатилась по ее щеке.
Но он заметил слезинку и вспомнил слова Персиваля.
«Ты знаешь, она никогда не плакала. Ни разу. Держала скорбь в себе, будто боялась, что стоит появиться одной слезинке — и тогда поток горя не остановить»…
— Почему? — выдохнула она. И он, глядя в зеленые глаза, увидеть которые мечтал долгих два года, проговорил:
— Ты однажды пришла ко мне под видом служанки. Пришла, чтобы достучаться до меня и убедить меня в твоей любви. Неужели я не мог сделать того же?
Он коснулся пальцем ее щеки — там оставила след слезинка.
Лаура! Господи, Лаура! Он думал, что сердце его разорвется.
Она же видела его как бы издалека, но не мили разделяли их, а годы и боль.
Алекс ласково улыбнулся, и она закрыла глаза.
— Лаура, любимая…
И тут она все вспомнила. Все, что упорно прятала, что не желала вспоминать, чтобы не возвращалась боль. И новая Лаура, леди Уэстон, вдруг словно отступила в прошлое, и на ее месте возникла Лаура прежняя — бесстрашная девочка, умевшая любить так, что ничто не могло стать преградой между ней и любимым.
Стремительное возвращение в прошлое было сродни головокружительному полету. Стон сорвался с ее губ.
Он улыбнулся ей, а потом развернулся и пошел к дому.
Этот поступок оказался самым трудным в его жизни.
Она еще придет к нему. Будет время.
Он не лгал Персивалю. Все, что у него теперь осталось, — это время. Время, чтобы вылечить любимую, чтобы вылечить женщину, без которой он не мыслил свою жизнь.
Она смотрела ему вслед и чувствовала, как вновь становится взрослой Лаурой. Мир снова стал прочным и надежным.
И в этот момент она поняла, что будет с ним, будет лелеять его и любить до конца жизни. Не потому, что он — вторая ее половина. Не потому, что не мыслила жизни без него. Она научилась жить одна. Нет, она придет к нему, потому что очень этого хочет. Его она выбрала, еще будучи девочкой. Она повзрослела, но девочка оказалась мудрее женщины.
Девочка осознавала свою любовь и не боялась ее.
Девочка не боялась того, что любовь может обернуться болью.
В этот момент, глядя ему вслед, она уже знала: когда-нибудь они разлучатся — смерть разлучит их, кто-то из них уйдет из жизни первый. А другому выпадет на долю боль, которую не утолить. И все же любовь — это тот подарок, от которого нельзя отказаться. Дороже любви нет ничего.
Только с Алексом она сможет жить по-настоящему. Только с ним, с этим сильным человеком, который пришел к ней, переборов свои страхи.
Никогда еще она так остро не ощущала биение жизни, как сейчас.
Да, может настать для нее день скорби, когда ей захочется умереть вместе с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85