Микон стал приглашать людей помянуть покойную, ко мне же подошел жрец храма и сказал:
— Настал твой черед готовиться к встрече с богиней.
Я думал, что нежданное несчастье отдалит мое бдение в храме. Но жрец возложил на меня руки, и я вдруг понял, что теперь самое время для этого. Я ощущал жар догорающего костра, вдыхал запах благовоний, видел темно-багровое море и первую звезду, появившуюся на небе, и мне показалось, что я не впервые переживаю подобное мгновение. Я последовал за жрецом, чувствуя себя так, будто ступаю, едва касаясь земли.
Жрец приказал мне раздеться и осмотрел меня. Кончиками пальцев он приподнял мне веки, пристально вглядываясь в белки глаз, потом дунул мне в рот и наконец спросил, откуда у меня на теле белые пятна от ожогов, но я не стал объяснять, что получил их во время пожара в Сардах, когда горящий тростник летел на меня с крыш. Покончив с осмотром, жрец натер мне подмышки, грудь и пах вызывающей жжение мазью и дал мне пахучие травы, которыми велел натереть ладони и ступни. От его прикосновений я чувствовал, что тело мое становится невесомым, как воздух. Меня переполнял такой восторг, что я едва сдерживал готовый сорваться с губ смех.
Потом жрец помог мне надеть расшитый птицами и миртовыми листьями шерстяной плащ, чтобы я не замерз во время моего бдения, и, сопроводив меня до ступеней храма, коротко сказал:
— Иди!
— Что мне там делать? — спросил я.
— Делай, что хочешь, — ответил он. — Пройдет немного времени, и ты почувствуешь изнеможение во всех твоих членах, твои веки сами собой закроются, так что ты не сможешь открыть их, и ты заснешь, заснешь так крепко, как не засыпал никогда. Потом ты откроешь глаза и встретишься с богиней.
Он подтолкнул меня к дверям храма, повернулся и ушел. Я оказался в темноте и стоял, пока глаза мои не привыкли к слабому свету ночи, который проникал через отверстие в потолке. Тогда я увидел пустующее возвышение богини. Перед ним стояло ложе на ножках в виде львиных лап, и я, как только заметил его, сразу же ощутил слабость во всем теле. Я вытянулся на ложе, чувствуя, как члены мои налились такой тяжестью, что я удивился, почему это легкое ложе выдерживает мой вес и как это подо мной не разверзнется каменный пол. Глаза мои закрылись, и я не смог бы открыть их, если бы даже захотел. Я знал, что не сплю, однако проваливался все глубже и глубже, и так продолжалось бесконечно. Но вот наконец я открыл глаза и увидел, что сижу на скамье на площади, залитой солнцем, переводя взгляд со стертых каменных плит, которыми она выложена, на проплывающие мимо тени прохожих.
Я с любопытством осмотрелся по сторонам. Город и площадь были мне незнакомы. Надо мной простиралось ослепительно синее небо, вокруг, не обращая на меня никакого внимания, гомонили люди, занятые своими повседневными делами, крестьяне вели на рынок ослов, навьюченных корзинами с овощами, а прямо рядом со мной старуха с морщинистым лицом выложила на продажу несколько голов сыра. Я встал и пошел — и при первых же шагах понял, что когда-то уже ходил по этому городу. Дома были отделаны цветными глиняными изразцами, на дороге видны были наезженные колеи от повозок, а когда я свернул за угол, то увидел перед собой храм с колоннами.
Я вошел в темную прохладу храма; сонный привратник махнул веткой и окропил меня несколькими каплями священной воды. В тот же миг до меня донеслось тихое позвякивание.
Я открыл глаза и увидел, что лежу на ложе в храме Афродиты в Эриксе. Я знал, что мое видение было лишь сном, хотя я не спал и мог поклясться, что все это наяву и что я узнал бы, если потребуется, и площадь, и улицу, и храм с колоннами…
При звуках знакомого позвякивания я встрепенулся и сел на ложе, чувствуя себя как никогда бодрым и свежим. На краю пустующего возвышения богини я увидел женщину в богато расшитых одеждах, переливающихся всеми цветами радуги. Сверкающий венец у нее на голове поддерживал покрывало, ниспадающее на ее лицо. Она пошевелилась, и я услышал все то же позвякивание: это ударялись друг о друга ее браслеты. Она двигалась, она жила, она была явью!
— Если ты богиня, — проговорил я, весь дрожа, — открой мне свое лицо.
Из-под покрывала послышался тихий смех:
— У богини много лиц. Чей облик ты хочешь увидеть, Турмс, поджигатель храмов?
Я засомневался: говорила и смеялась она, как человек, но никто в Эриксе не знал, что когда-то в Сардах я поджег храм Кибелы. Только Дориэй или Микон могли выболтать ей это. Я разозлился и сказал сквозь зубы:
— Не все ли равно, чей это будет облик! Здесь так темно, что я ничего не увижу.
— Недоверчивый! — рассмеялась она в полный голос. — Ты думаешь, богиня боится света?
Тут она опять чем-то звякнула и высекла огонь, от которого зажгла стоявший подле нее светильник. Привыкнув к темноте, я был на миг ослеплен его сиянием. Потом мои глаза различили расшитые жемчугом узоры на ее одежде, а ноздри уловили исходящий от нее нежный запах амбры.
— Ты такой же человек, как и я, — разочарованно протянул я. — Обычная земная женщина. А я-то думал, что встречусь с богиней!
— А разве богиня не женщина? — возразила она. — Такая же точно, как все земные женщины, и даже еще более? Чего ты хочешь от меня?
— Покажи мне свое лицо, — попросил я вновь, подходя ближе.
Она вся напряглась, и взгляд ее посуровел.
— Не дотрагивайся до меня, это запрещено!
— А что, я обращусь в пепел, — спросил я с насмешкой, — или упаду замертво на землю, если до тебя дотронусь?
— Не шути этим, — предостерегла она. — Вспомни, как сегодня ты принес богине человеческую жертву.
Мне стало не до смеха. Что-то в голосе этой женщины насторожило меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176