Однако никаких следов земляных работ не было видно, и об этом деле забыли.
Я ненадолго отвлекся от собственных бед и разволновался, как и Грант.
– Ну и хитрецы! – вскричал я. – Наверное, начало подкопа скрыто за ближайшим пригорком, в более чем пятистах метрах от стены. Они выбрали самое удобное место, поскольку здесь, у Влахерн нет внешней стены. Теперь они уже под городом. Что делать?
– Ждать, – спокойно ответил Грант. – Ничего страшного, раз я уже знаю, где проходит их подземный коридор. Пока еще они глубоко под нами. Действовать надо будет тогда, когда они начнут пробиваться на поверхность.
Немец мрачно взглянул на меня.
– Я сам прокладывал такие подземные ходы. Это – адская работа. Не хватает воздуха. Постоянное напряжение. А смерть в такой кротовьей норе, в огне или в воде – это ужасная смерть.
Он отвернулся от своих кадок и повел меня на стену. В разных местах немец расставил барабаны и насыпал на них горох. Но он заметил нечто лишь там, где вода подергивалась рябью.
– Подкоп опасен лишь тогда, когда его не обнаруживают вовремя, – поучал меня Грант. – К счастью, турки пытаются вывести этот ход прямо в город. Если бы они удовлетворились только подкопом под стену, укрепляя своды подземного коридора балками, а потом подожгли бы эти подпорки, им, возможно, удалось бы обрушить изрядную часть стены. Но, видимо, грунт не позволяет провести тут такие работы.
Пока звезды бледнели и гасли, немец объяснил мне, как подводится контрмина, как под землей устанавливается подвижная решетка из копий и как пары горящей серы заполняют коридоры врага.
– Есть много разных способов, – сказал Грант. – Мы можем пустить туда воду из цистерн и утопить этих землекопов, как крыс. Заполненный водой ход уже ни на что не годится. Еще лучше было бы поджарить их на греческом огне. Поджечь одновременно все подпорки, и коридор тогда обвалится. Но самое лучшее – это прокопать свой собственный ход и ждать в засаде за тонкой стенкой, чтобы в нужный момент схватить этих кротов. Тогда, пользуясь случаем, можно узнать, сколько подкопов сделали турки и где эти подкопы расположены.
Хладнокровные слова немца взволновали меня до глубины души. Я думал о людях, работающих у нас под ногами; задыхающиеся, обливающиеся потом, почти ослепшие от осыпающейся сверху земли они надрываются, как скот, даже не подозревая, что каждый удар кирки и каждый взмах лопатой приближает их к неминуемой смерти. Если это действительно сербы, то они ведь – мои братья во Христе, хотя и служат султану, к чему их вынуждает договор о дружбе, заключенный Мехмедом с их престарелым деспотом. Но в темных неподвижных глазах Гранта я не увидел никакого сочувствия.
– Я вовсе не зверь, – проговорил он. – Для меня все это – только математика. Захватывающая задача, которая дает мне возможность проделать самые разные расчеты.
Но когда немец стоял вот так, склонившись над кадкой с водой, он был удивительно похож на черного кота, замершего в ожидании у мышиной норки. Небо над нашими головами посветлело. Холмы вокруг Перы начали розоветь. Громыхнул залп большой пушки, разбудивший турок на утреннюю молитву. Из зданий Влахернского дворца и сводчатых коридоров под стеной стали выбираться по нужде сонные солдаты. Некоторые подходили к нам и пялились с открытыми ртами то на нас, то на кадки с водой. Другие, заспанные, затягивали ремни доспехов и молча плелись на стену, чтобы сменить своих товарищей на постах.
Быстрыми шагами, облаченный в плащ зеленого императорского цвета, ко мне приближался Лука Нотар. За ним с серьезными лицами следовали его сыновья, сомкнув пальцы на рукоятях мечей. Другого эскорта у Нотара не было. Я отступил на шаг, оказавшись рядом с Грантом, за кадкой с водой. Нотар тоже остановился. Его достоинство не дозволяло ему гоняться за мной вокруг кадки с водой. Не мог он и приказать стражникам схватить меня, поскольку во Влахернах распоряжались венецианцы, а Нотар не привел с собой собственных людей.
– Я хочу поговорить с тобой, Иоанн Ангел, – заявил он. – Наедине.
– Мне скрывать нечего, – ответил я. Мрачное надменное лицо Нотара было непреклонным, и у меня не было никакого желания идти за этим человеком, как агнец на заклание.
Он открыл рот, собираясь что-то резко сказать мне, но тут его взгляд упал на воду в кадке. Время от времени раздавались пушечные залпы, но и в промежутках между ними по воде разбегались круги. Нотар соображал быстро – и сразу, без всяких объяснений, понял, в чем дело. Одновременно заработал и его ум политика, производя собственные расчеты. Нотар молча повернулся и ушел так же стремительно, как появился. Сыновья удивленно посмотрели на отца, но покорно двинулись вслед за ним.
О подкопе уже все равно было известно. Значит, Нотар не мог навредить туркам, даже если бы немедленно сообщил об этом императору. Зато, раскрыв коварные замыслы врага, Нотар стяжал бы славу и заслужил доверие василевса. Вскоре и сам император приехал к нам верхом в окружении свиты.
– Нотар присвоил себе твои лавры, – сказал я Гранту.
– Я прибыл сюда не ради славы, – ответил он кисло. – Я мечтаю лишь расширить свои познания.
Но Нотар немедля подошел к ученому, милостиво положил ему правую руку на плечо и принялся расхваливать императору мудрость и проницательность Гранта, любезно называя его человеком чести и благородным немцем. Император тоже одарил Гранта высочайшей лаской, обещал щедро вознаградить его и попросил, чтобы он под руководством Нотара выявил и уничтожил все турецкие подкопы.
Для этого в распоряжение Гранта поступало необходимое количество людей со стен, а также императорские мастера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93