В конце концов ему удалось-таки вонзить Антти палец в глаз. Мой брат громко закричал от страшной боли, но в тот же миг послышался сухой хруст, и сломанная рука негра беспомощно повисла. А в следующее мгновение Антти вжал лицо чернокожего силача в песок арены.
Антти решил, что поединок окончен, однако Селим бен-Хафс, злясь на своего борца, потерпевшего позорное поражение на глазах у стольких зрителей, подал знак, приказывая продолжать бой. И тогда, не обращая внимания на страшную боль в сломанном предплечье, негр обхватил здоровой рукой ноги Антти, опрокинул его и попытался вонзить зубы в глотку противника. Антти мощным рывком дернул голову негра назад и свернул тому шею. В воцарившейся тишине хруст позвонков показался всем невероятно громким, зрители вздрогнули, а Селим бен-Хафс разразился жутким смехом и объявил Антти победителем.
Выигравшему поединок со смертью преподнесли платок с деньгами и кошель от самого султана, а Абу эль-Касима наградили почетным халатом в благодарность за то удовольствие, которое доставил султану этот бой. Тело негра унесли, а когда зрители стали медленно расходиться, к нам приблизились слуги султана с приказом без промедления явиться во дворец.
Мы не знали, что еще потребует от нас султан, но владыка Алжира без всяких предисловий прямо обратился к Абу эль-Касиму.
– Сколько стоит твой раб? – без обиняков спросил Селим бен-Хафс.
Когда же Абу эль-Касим горько разрыдался и, как обычно, стал раздирать на себе одежды и вырывать клоки волос из бороды, умоляя смилостивиться над бедным человеком, султан, заткнув уши пальцами, именем Аллаха запретил нашему хозяину причитать и еще раз повторил свой вопрос:
– Сколько ты хочешь за своего раба?
Не обращая больше внимания на жалобы Абу эль-Касима, султан сделал знак слуге, и тот выразительно взмахнул гибкой тростниковой палкой, мягко опустив ее на свою раскрытую ладонь.
Абу эль-Касим медленно снял с себя почетный халат – подарок султана – разорвал в клочья свою старую одежду и, призывая в свидетели Аллаха, заверил владыку Алжира, что лучшего борца, чем Антар, нет на всем белом свете, ибо люди, столь богато одаренные природой, рождаются раз в сто лет. Но султан не собирался больше слушать Абу эль-Касима и, зевнув, сказал:
– Завтра утром приведешь его ко мне во дворец! Аллах велик и милосерд, и пусть Он отблагодарит тебя.
Подбежали слуги и через решетчатую калитку в крепостной стене понесли султана в дворцовый парк.
Двор опустел, и мы тоже собрались уходить, когда ко мне вдруг подошла пожилая женщина, сунула в руки грязный сверток и прошептала:
– Меня зовут Фатима, и евнухи меня хорошо знают. Если назовешь мое имя, они найдут меня, но прошу тебя, непременно отблагодари их за услугу. Когда останешься один, загляни в этот сверток, а письмо, которое в нем найдешь, прочитай тому, кому оно предназначено.
Я схватил сверток, сунул его за пазуху и поспешил за Антти и Абу эль-Касимом. Вместе мы вернулись домой, на улицу торговцев пряностями и благовониями, где борцы и соседи давно ждали нас, чтобы поздравить Антти, ибо слух о его победе молниеносно облетел весь город. Засыпав Антти подарками, все горячо благодарили его за то, что он отстоял честь борцов с базарной площади и прославил квартал торговцев пряностями и благовониями, и Абу эль-Касиму пришлось угощать всю эту ораву, что он и сделал с весьма кислой миной, а потом поскорее вытолкал всех на улицу, наглухо затворив за последним гостем дверь. Я немедленно занялся ранами, ссадинами и синяками Антти и только потом вспомнил о грязноватом свертке. Развернув грязную тряпицу, я не смог сдержать возгласа удивления, увидев прекрасный расшитый мешочек, а в нем – шесть золотых монет и небольшой листок бумаги. На бумаге изящным женским почерком была начертана арабская поэма, славящая достоинства великолепного Антти. К поэме прилагалось письмо, которое прочитал нам Абу эль-Касим.
– Письмо – от женщины, а не от знаменитого поэта, – ехидно сообщил он. – И намерения ее предельно ясны. Я не буду читать вам послание с самого начала – оно предназначено Антти, а он человек наивный, и слова лести лишь подольют масла в огонь его тщеславия, что вовсе нежелательно. А вот дальше она пишет: «Не пренебрегай женщиной, которая, страдая от великой любви к тебе, чувствует себя больной и беспомощной. В знак своей искренности я посылаю тебе шесть золотых монет. Этого хватит, чтобы расплатиться с посыльным, который известит тебя о месте и времени нашей встречи».
Не впервые Антти получал от женщины заверения в нежных чувствах и намеки на благосклонность. Но стихи пробудили в нем приятные надежды, и он не слишком грустил, когда на следующий день Абу эль-Касим отвел его во дворец Селима бен-Хафса.
После этого мы не виделись с братом несколько дней; он не появлялся даже в медресе, и я стал беспокоиться за него. Мой песик Раэль тоже сильно тосковал по Антти и постоянно обнюхивал его постель.
Только неделю спустя Антти неожиданно возник на нашем пороге, пинком распахнув дверь и с громким пением ввалившись в дом. Брат мой вел себя так, словно опять напился, и я с грустью подумал, что он совсем забыл о своих обещаниях никогда больше не брать в рот ни капли вина. На Антти были широченные шаровары и халат из самой тонкой ткани, какую мне только доводилось видеть, голову моего брата украшал высокий войлочный колпак воина, а на расшитом серебром поясе висела в серебряных ножнах кривая турецкая сабля. Антти сделал вид, будто не узнает нас, и спросил:
– Что это за лачуга, и кто вы такие, несчастные люди, в поте лица зарабатывающие свой хлеб насущный?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96