Указывая на гостя, дядюшка Гаввад сказал:
– Он слушал мои истории, они ему очень нравятся. Слушатель, подобный ему, вдохновляет поэта. Ведь все прочие, накурившись гашиша, скоро начинают дремать.
– Ему твои истории в новинку, а остальные слышали их много раз,– пошутила женщина.
Но поэта шутка рассердила.
– Это ифрит говорит твоим голосом! – воскликнул он. И, обращаясь к Рифаа, пояснил: – Жена моя занимается тем, что изгоняет ифритов из людей при помощи обряда зар.
Рифаа внимательно посмотрел на женщину. Она протянула ему чашку кофе, и глаза их встретились. Живя на Мукаттаме, как он радовался, заслышав стук трещоток, которыми сопровождается зар! Сердце его начинало биться в такт этим звукам. Он останавливался посреди дороги и заглядывал в окна, из которых вился дымок курящихся благовоний и виднелись головы танцующих.
– Что слышал ты о нашей улице, когда жил на чужбине? – спросил поэт.
– Мне много рассказывали о ней отец и мать. Но сердцем я был привязан к тому месту, где жил, и меня мало заботило имение и все, что его касается. Я лишь удивлялся тому, сколь много жертв было принесено ради него. И мне очень запали в душу слова матери о том, что ничего нет дороже любви и мира.
Печально качая головой, Гаввад спросил:
– Но как можно наслаждаться любовью и миром, живя среди бедности и под угрозой дубинок?!
Рифаа ничего не ответил. Не потому, что ему нечего было сказать, а потому, что на одной из стен комнаты он вдруг заметил странную картину. Она была написана маслом прямо на стене, подобно тому как расписывают стены в кофейнях, и изображала мужчину огромного роста, а рядом с ним – казавшиеся игрушечными дома улицы.
– Кто это? – спросил юноша.
– Габалауи,– ответила Умм Бахатырха.
– Разве кто-нибудь его видел?
– Нет,– пояснил Гаввад,– из нашего поколения никто его не видел. Даже Габаль не смог разглядеть его в темноте, когда встретился с ним в пустыне. Но художник изобразил его таким, каким описывают его предания.
– Почему, спрашивается, он закрыл двери своего дома перед внуками? – вздохнул Рифаа.
– Говорят, он очень стар… Кто знает, каков он теперь! Но, клянусь Аллахом, если бы он открыл свои двери, ни один житель нашей улицы не остался бы в своем грязном доме.
– А ты не мог бы…
Но Умм Бахатырха не дала ему договорить:
– Не забивай себе голову мыслями о деде. Жители нашей улицы если заведут разговор о владельце имения, то уж непременно перейдут на само имение, а потом на них сыплются всякие беды.
Юноша растерянно покачал головой.
– Как же можно не интересоваться таким удивительным дедом?!
– Он ведь не интересуется нами, так не будем и мы вспоминать о нем!
Рифаа вновь посмотрел на картину и промолвил:
– Но ведь он встретил Габаля и говорил с ним!
– Да, но, когда Габаль умер, появился Занфаль, затем Ханфас… Как будто ничего и не было.
Гаввад рассмеялся и сказал жене:
– Наша улица нуждается в человеке, который освободил бы ее от футувв, как ты освобождаешь одержимых от ифритов.
– Тетушка,– улыбаясь, проговорил Рифаа,– эти фу-туввы и в самом деле сущие ифриты. Если бы ты видела, как Ханфас встретил моего отца!
– Мне нет до них дела! Мои ифриты совсем другие. Они подчиняются мне так же, как змеи подчинялись Габалю. И у меня припасены для них их любимые суданские курения, абиссинские амулеты и султанские песни.
– А откуда у тебя такая власть над ифритами? – серьезно спросил Рифаа.
Опасливо взглянув на Рифаа, женщина ответила:
– Это мое ремесло, подобно тому как столярное дело – ремесло твоего отца. Дар, ниспосланный мне Аллахом.
Рифаа одним глотком допил кофе и хотел еще что-то сказать, но с улицы послышался голос Шафеи:
– Эй, Рифаа! Эй, ленивый малый!
Рифаа поднялся и подошел к окну. Открыв его, он поискал глазами отца и крикнул ему:
– Разреши мне побыть здесь еще полчаса, отец! Шафеи с безнадежным видом пожал плечами и вернулся в свою мастерскую.
А когда Рифаа стал закрывать окно, он увидел Аишу на том же самом месте у окна, где он увидел ее впервые: она внимательно смотрела на него. Рифаа даже показалось, что она улыбается, словно желая что-то сказать ему. Поколебавшись мгновение, он закрыл окно и вернулся на свое место. Гаввад, рассмеявшись, спросил:
– Отец хочет сделать из тебя столяра, а сам-то ты чего хочешь?
– Я должен стать столяром, как мой отец,– подумав, ответил Рифаа,– но меня очень интересуют предания и все тайны ифритов. Расскажи мне о них, тетушка!
Женщина улыбнулась, словно выражая согласие чуть-чуть приоткрыть завесу над своими тайнами, и заговорила:
– У каждого человека есть ифрит, его господин, но не каждый ифрит злой и не каждого нужно изгонять.
– А как их можно различить?
– Это проявляется в поступках людей. Ты, например, хороший мальчик, и ифрит, твой господин, заслуживает лишь благодарности, чего нельзя сказать об ифритах Байюми, Ханфаса и Батыхи!
Рифаа наивно спросил:
– А ифрита Ясмины следует изгонять?
– Это вашей-то соседки? – засмеялась Умм Бахатырха.– Но всем мужчинам квартала Габаль она нравится такой, какова она есть!
– Я хочу узнать все,– серьезно сказал Рифаа,– не скрывайте от меня ничего!
– Кому же придет в голову скрывать что-нибудь от такого славного юноши?
– ответил Гаввад.
– Хорошо,– согласилась Умм Бахатырха,– приходи ко мне в свободное время, но с условием, что ты не будешь сердить отца. Люди, конечно, начнут спрашивать, какое дело такому юноше, как ты, до ифритов? Но знай, что все болезни людей от ифритов.
Рифаа слушал, а сам все смотрел на изображение Габалауи.
48.
Столярное дело – его ремесло и его будущность. Видно, никуда от этого не денешься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142