Вот тебе и придется отрываться в рабочую пору. Только это я и хотел тебе сказать, а ты постарайся запомнить…
И вот Аксель мог бы привезти с пристани машины – о, они были такие раззолоченые и цветистые, словно вывески, он мог бы привезти их сегодня, любоваться ими и поучиться, как ими действовать, – а теперь им приходится стоять. Обидно откладывать необходимую работу и бегать по телеграфной линии.
Но, ведь, вот деньги.
На вершине скалы он встречает Аронсена. Торговец Аронсен стоит и смотрит куда-то в бурю, сам он точно призрак. Чего ему здесь надо? Должно быть, не находит покоя, его тянет на скалу самому осмотреть рудник. Да, торговец Аронсен полон беспокойства за себя и за судьбу своей семьи. И вот он стоит перед полным разорением и опустошением на покинутой скале: машины валяются и ржавеют, материалы, повозки, многое под открытым небом, все без призора, в отчаянном виде. Кое-где на стенах бараков прибиты рукописные плакаты, запрещающие уносить или портить инструменты, экипажи и строения, принадлежащие обществу.
Аксель останавливается поболтать с помешанным лавочником и спрашивает:
– Уж не на охоту ли вы собрались?
– Да, мне непременно надо добыть его! – отвечает Аронсен.
– Кого вам надо добыть?
– Кого? Того, кто разоряет, и меня и всех остальных в округе. Кто не захотел продать свою скалу, прекратил движение и отнял у людей торговлю и деньги.
– Вы говорите про Гейслера?
– Именно про него. Его следовало бы расстрелять! Аксель смеется и говорит:
– А ведь Гейслер был на днях в городе, вы могли бы его там встретить.
Только, по моему слабому разумению, не думаю я, чтоб вам стоило связываться с этим человеком.
– Почему это? – резко спрашивает Аронсен.
– Я боюсь, что он окажется для вас чересчур непонятен и высокопоставлен.
Они заспорили и Аронсен все больше и больше сердился. Под конец Аксель спросил, шутки ради:
– Ведь вы не собираетесь оставить нас здесь совсем не при чем, и не уедете от нас?
– Уж не воображаешь ли ты, что я стану гнить в ваших болотах, когда я не могу заработать даже на табак для трубки? – злобно вскричал Аронсен. – Если ты достанешь мне покупателя – непременно продам!
– Покупателя? – спросил Аксель. – У нас хорошая земля, если б вы занялись ею, как следует; на таком участке, как ваш, смело можно прокормиться.
– Ты же слышишь, что я не желаю в ней копаться! – опять закричал Аронсен прямо в бурю. – Я могу найти занятие получше!
Аксель сказал, что может достать ему покупателя, но Аронсен язвительно засмеялся над подобной мыслью:
– Здесь в округе нет ни одного человека, который мог бы купить мой участок.
– Нет, как раз здесь. Но могут найтись и другие.
– Здесь только дрянь и нищие, – с бешенством продолжал Аронсен.
– Уж какие есть. А только Исаак из Селланро может купить ваш участок в любой день, – обиженно сказал Аксель.
– Не думаю, – сказал Аронсен.
– Мне все равно, что вы думаете, – отвечал Аксель и повернулся уходить.
Аронсен крикнул ему вслед:
– Подожди немножко! По твоему, Исаак мог бы избавить меня от «Великого», так, что ли?
– Да, – отвечал Аксель, – и от пяти таких «Великих», если говорить о средствах и деньгах!
Идя на рудник, Аронсен прошел мимо Селланро стороной, ему не хотелось, чтоб его видели; на обратном пути он зашел на усадьбу и имел беседу с Исааком.
– Нет, – сказал Исаак и только покачал головой, – я об этом не думал и не собираюсь.
Но когда к Рождеству приехал домой Елисей, Исаак стал уже не так несговорчив. Правда, он никогда не слыхал ничего глупее, как покупать «Великое», во всяком случае, фантазия эта исходила не от него; но если Елисей находит, что лавка – дело для него подходящее, – надо об этом подумать.
Сам Елисей относился к этому так себе, середка на половинке, совсем не против, но и не равнодушен. Если он оснуется здесь, дома, то ему, до известной степени, конец: деревня не город. Осенью, когда в городе происходила регистрация жителей их местности, он избегал показываться, не желая встречаться с земляками, они принадлежали к другому миру. Неужели теперь ему самому предстоит вернуться в этот мир?
Мать его настаивала на покупке, Сиверт тоже, они уговаривали Елисея, и однажды все втроем поехали в «Великое» осмотреть «поместье».
Но, очутившись пред перспективой лишиться участка, Аронсен вдруг стал точно другим человеком: ему нет надобности продавать!
Если он уедет, участок может оставаться и без него, это бумконстантный участок, роскошный участок, он всегда успеет его продать.
– Вы не дадите столько, сколько я за него хочу, – сказал Аронсен.
Обошли комнаты, побывали на скотном дворе, в складе, осмотрели жалкие остатки товаров: несколько губных гармоник, часовые цепочки, коробочки с розовой бумагой, висячие лампы с стеклянными подвесками – все вещи неходкие среди хуторян. И в заключение – немножко бумазеи и несколько ящиков гвоздей.
Елисей ломался и осматривал все с видом знатока.
– Таких товаров мне не нужно, – сказал он.
– Их можно не брать, – ответил Аронсен.
– А за участок, как он есть, со всеми товарами, скотиной и всем прочим, я могу предложить вам полторы тысячи крон, – сказал Елисей. – Ему было все равно, что ни сказать, предложение его было просто своего рода озорство, ему хотелось показать себя.
Поехали домой. Сделка не состоялась, Елисей предложил Аронсену слишком дешевую цену и страшно оскорбил его:
– Я считаю недостойным слушать тебя, – сказал Аронсен, переходя на «ты», – этакий городской щелкопер, вздумал учить торговца Аронсена, какие должны быть товары!
– Насколько мне известно, я не пил с вами на «ты», – проговорил Елисей, не менее оскорбленный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116