– Это мой сын! – сказал он.
– Иисусе! – воскликнул один из актеров. Остальные, услышав это восклицание, переглянулись и укусили себя за пальцы, а дамы забрали в рот носовые платки. Они вели себя очень странно.
– Вы ведь слыхали про Лассена? – спросил Ларс Мануэльсен.
– Да, – как же, натурально, кто же не слыхал про Лассена? Лассен!
Актеры пошли гулять. И людям на земле, и птичкам в небе удивительно было смотреть на их походку, их платье и манеры. У мужчин шляпы были на шнурочке, они шли и, напевали от сытых желудков и веселого настроения, начальник был в полосатом красно-зеленом галстуке, бросавшем на него сияющие светскости и барства. Один из них запел про «его волосатую лапу и сизый от водки нос».
Неслыханная жизнерадостность и больше ничего, пышность, барство и радость. Ошеломленный Сегельфосс таращил глаза на блестящее общество.
Но примадонна была не красивее прочих двух дам, отнюдь нет, – красивее всех была высокая темноволосая девушка с низким голосом, она выступала с гордостью королевы и немножко приподняв платье, а на юбке внизу была шелковая отделка для того, чтоб шуршало на ходу. По афише ее звали фрекен Сибилла Энгель, наверное, ее артистический псевдоним. Она была красивее всех. Но зато примадонна имела перевес в другом, в отношении искусства, а это главное. На ней была огромная шляпа, и звали ее фру Лидия, и только. Но, впрочем, примадонна тоже была высокая и с красивой фигурой.
Прежде всего они пожелали отправиться в Буа. Это там живет господин Теодор Иенсен? Благодарствуйте. Они вошли в лавку с целой охапкой благодарностей. Так как их было очень много, Теодор не мог впустить всех за прилавок, а только снял шляпу и был необыкновенно вежлив. Они не могли достаточно выразить ему свою благодарность, – ну, а как складываются дела, все ли в порядке? Вот как, не было заметки? А газета выйдет сегодня вечером? Господи, значит им надо поспешить к адвокату, к проклятому адвокату, его зовут Раш, так кажется? Примадонна и антрепренер отправились вместе. Тем временем остальная группа пошла в театр, сопровождаемая Теодором.
– Вы вывесили флаг? Почему это вы вывесили флаг?– спросили они.
– Для вас, в честь события, – ответил Теодор.
– Ах, сумеем ли мы когда-нибудь как следует отблагодарить вас! – сказали они.
Теодор-лавочник совсем не растерялся, он был толковый малый и произвел хорошее впечатление. Может быть, банты на его туфлях сделали свое, но еще больше сделала большая золотая булавка в его галстуке.– Наша рыба – вон там, видите, – говорил он.
– Ах, боже мой, опять у меня подвернулась нога! – воскликнула фрекен Сибилла Энгель и схватила за руку Теодора.– Позвольте мне взять вас под руку, – попросила она.
Теодор, конечно, никогда не водил под руку дам и не знал, как за это взяться, но госпожа Сибилла сделала гримаску и сейчас же все наладила.
– Здесь очень плохая дорога, – сказал он, извиняясь, – но скоро будет лучше.
– Это виновата не дорога, – сказала Сибилла. Остальные ее не жалели, а улыбались слегка, словно фрекен Сибилла подвертывала себе ногу и хваталась за чью-нибудь руку всякий раз, когда это бывало кстати.
Они вошли в коридор. Нильс-сапожник сидел в будке. Должно быть, проверял, все ли в исправности.
– Это билетер, – сказал Теодор.– Только представление не сегодня, Нильс.
– Знаю. Я пришел просто так.
– Билеты у тебя в шкафу? Смотри, чтоб кто-нибудь сюда не забрался, – сказал Теодор важно и заботливо.– Ты понял, Нильс: красные – полторы кроны, зеленые – по одной, а белые – по семьдесят пять эре. И смотри, не отрывай по два за раз.
Вошли в залу.
– Великолепно! – сказали актеры.– Сцена достаточно высока, скамейки, стены, положительно все, как нужно. Вам это устраивали сведущие люди, господин Иенсен! А за сценой две комнаты, – боже мой, господин Иенсен, вы – очаровательный человек, я буду любить вас до самой смерти, – две комнаты, нам почти везде приходится довольствоваться занавеской, а вы не знаете, что значит для меня две комнаты! Лампы, рефлектора, не понимаю, откуда вы все это достали! Да, если мы не сыграем здесь, то не можем играть нигде!
Все были того же мнения, и Теодор возгордился. Да, он уж постарался и обдумал все наилучшим образом. Единственно, вот здесь, с боков, как это называется…
– Кулисы?
– Кулисы. Этого я не нашел. У нас их маловато, кулис-то. Но мы достанем. И вообще, декораций. Очень удачно, что ваша пьеса вся происходит в одной комнате.
– Вы знаете пьесу? Теодор улыбнулся:
– Немножко знаю. Ядовитая змея – не змея, а человек.
– Да, но пьеса не вся происходит в одной комнате, – говорит один из актеров; его звали Макс. Должно быть, его раздражало, что фрекен Сибилла так долго нуждается в поддержке чужой руки.
Теодор поправляется:
– Я не знаю пьесы. Это Борсен мне сказал. А может быть, он сказал, что кое-что происходит и вне комнаты, на дороге. У нас имеется такой вот фон. Вот этот!
– Этот-то, да он великолепен и отлично подходит. А кто это – Борсен?
– Начальник телеграфа.
– У нас есть с собой кое-какие декорации, – сказал тот же актер Макс.– Справимся здесь, как и в других местах.– Натурально, он ревновал.
На обратном пути встретили антрепренера и примадонну. Они переговорили с адвокатом Рашем, и он обещал напомнить редактору про заметку в газете. Редактирует «Сегельфосскую газету» вовсе не сам адвокат, но он попросит редактора.
Актеры вернулись все вместе в театр, к подмосткам, к своему миру, чтоб показать все великолепие двоим, еще не видевшим его. Теодор тоже пошел с ними. Он услышал те же похвалы и ответил: – Я старался сделать как можно лучше.– Но двое, ходивших к адвокату, вдруг спросили про Борсена:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113