– Да, да, скажем так. Я просто вернулся, как сказал. И, в сущности, она, вероятно, прониклась восхищением перед решимостью и энергией этого человека. Он не тратил жизнь попусту на рассуждения и взвешивания, но говорил что– нибудь н действовал, как думал. И вот он перед нею, после трех дней пути.
– Я отвечу вам завтра, – сказала она.
– Благодарю вас, – ответил он. И обещайте испортить моего дела за ночь! – Этот Антон Кольдевин был вовсе не бессловесный, далеко нет.
А на утро они сговорились, и вот парочка явилась.
Теодор из Буа пошел им навстречу, раскланиваясь еще издали. Ах, Теодор даже дрожал от радости и беспокойства, и, разумеется, ему было из-за чего волноваться. И вот он решает, что самое подходящее будет принять полушутливый тон, и когда Марианна говорит: «Здравствуйте», – Теодор отвечает:
– Как же, здравствуйте, здравствуйте и добро пожаловать!
Но, впрочем, он был чрезвычайно вежлив и говорил о благодарности, даже о высокой чести.
Когда лодки отчалили от берега, Теодор преподнес берегу и местечку огромный сюрприз: он закатил салют. Да не обыкновенными, простыми выстрелами заячьей дробью, а в десяти местах, в горах, он заложил в ямы динамиту и теперь взорвал его, даже земля задрожала. Народ закричал «ура».
– Словно король отправляется в путешествие! – сказала Марианна.
– Королева! – возразил Антон и поклонился ей.
– У меня еще десять выстрелов для обратного пути, – сказал Теодор из Буа, сняв шляпу.
И, мало того, открыл вдруг граммофон, и в трубу загремело:
God save the King.
– The Queen! – сказал Антон и поклонился. А Теодор взялся за шляпу.
Бедненький коротышка Теодор, и он тянулся туда же! Бедный? Ха, он был сущее золото. Он суетился и немножко куражился, теперь в смущении своем он вообразил, что ему надо быть веселым и оживленным, бывают же такие странные фантазии; но парень имел вес в других делах, и там он стоил дюжины.
«Этакие выстрелы, и этакая музыка, и этакий праздник!» – думал он. А весь Сегельфосс сидит и завидует, в этом он ни на минуту не сомневался. Вот у него целая лодка с одними только съестными припасами и напитками, лодкой правит хозяин гостиницы Юлий, пекарь и Нильс-сапожник. Все трое будут прислуживать.
– За нами идет еще лодка, – сказала фрекен Марианна.
– Это наше продовольствие, – ответил Теодор, прикладывая руку к шляпе.
Он постоянно прикладывал руку к шляпе и держался, как солдат, отдающий честь. Он придумал это неожиданно, и это была чертовки бравая выдумка! Позже вечером он надумал еще другое: отдавая громким голосом приказания прислуге, он заканчивал их своим именем, словно подписывался: «Теодор Иенсен, – говорил он, – весь бодрость и оживление. Он нарядился сегодня в новый полосатый костюм и был неотразим, на ногах башмаки – бог знает, откуда он их выписал, из Китая или из Вены». «Из Вены!» – говорил Теодор. А башмаки были страшно острые и расшитые, с гетрами из желтого бархата, – нет, это были специально придуманные башмаки, и на них не хватало только серебряных бубенчиков.
Двинулись в путь при всеобщем благодушии, с песнями, при ясной погоде. Барышни сегодня отличались одной особенностью: почти ни у одной не было гребня в прическе. Но они были все же очень веселы, как будто гребни нынче совсем вышли из моды. И во всем царило такое же настроение. Море простиралось неподвижное и блестящее, как огромнейший, залитый солнцем, лист жести; от села подплывает еще несколько лодок, и все их радостно приветствуют.
– Мы слышали страшную стрельбу, – говорят с лодок.
– Вот и отлично, – отвечает Теодор.
Народу набралась уйма, и хорошо, что была целая лодка с провизией.
Но вот прямо против них появилась новая шлюпка, она шла от дальних шхер, а так как она была свежевыкрашена и блестела, солнце ударяло в нее, и она была похожа на маленький кораблик с золотой грудью. В ней сидели дамы из семейства Генриксен с дальних шхер.
– Мы услышали страшный гром и стрельбу, – сказали они.
– Вот и отлично, – отвечал Теодор, прикладываясь к шляпе, – мы едем на праздник, поворачивайте и поезжайте с нами, с почтением Теодор Иенсен.
Они поехали, все ведь поехали, хозяин был неотразим.
– Надо было известить Виллаца, – сказала Марианна Антону.– Может быть, он тоже поехал бы.
– Я вообще не решаюсь являться в этот раз к Виллацу, – ответил Антон.– Я повздорил с ним в прошлый раз. Нынче я буду здесь инкогнито.
– Почему не поехали ваши сестры, Теодор? – спросила Марианна.
Теодор забыл приложиться к шляпе:
– Мои сестры? Нет, фрекен Хольменгро, мои сестры только и думают, как бы вышвырнуть меня вон, они сумасшедшие, они погубят сами себя, а не меня. У меня ведь сейчас моя собственная фирма! – И Теодор разъяснил все обстоятельно и без всякого ломания, потому что здесь он чувствовал под собой твердую почву. В заключение он рассказал, что даже и не обедает дома, а ходит в гостиницу, все из-за сестер.
Солнце быстро снижается, и наступает пышный закат, румянец его ярче золота и крови, и словно беззвучный гром тонет он в море. На маленьком островочке сидят две большие чайки грудью прямо против вечернего багрянца, и кажется, будто они из розового шелка. Они поворачивают головки и следят глазами за лодками, но не снимаются с места.
Марианна чуточку задумчива, она говорит:
– Какой мистический вид у этих чаек, они живут в своем мире и, может быть, там они высокопоставленные птицы, всеми уважаемые птицы. Так что если б они сейчас умерли, о них, может быть, стали бы очень горевать в царстве чаек!
Странные слова, но Теодор почувствовал, что они ему очень приятны и удивительно мягки. Он захватил с собой маленький подарочек для фрекен Марианны за то, что она была так добра и поехала с ним сегодня, ах, просто маленький носовой платочек в тридцать пять крон, коммивояжер сказал, что его не стыдно подарить и принцессе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113