– Скажи мне, о чем ты задумалась? Я уже долго наблюдаю за тобой и мучаюсь одним вопросом. О чем так сосредоточенно думает эта очаровательная блондинка, к которой благоволит сама судьба? Что может тревожить ее?
Никки принужденно улыбнулась. Осторожность не позволяла ей пуститься в откровения.
– Ты беременна? – предположил Массимо.
– Вот что тебя интересует? – с облегчением рассмеялась Никки. – Нет… Вернее, не знаю.
– Давай посчитаем, – деловито предложил он. – Мы совершили эту оплошность ровно неделю назад… Когда у тебя должны прийти месячные?
– Очаровательная беседа, – не удержалась от иронии Никки. – Массимо, все не так просто. У меня совершенно сбился цикл с тех пор, как Джозеф слег…
– Но все-таки ты же можешь сказать приблизительно?
– Ориентировочно на следующей неделе. Может быть, раньше, может быть, позже…
– Могу я попросить тебя начать принимать таблетки по возвращении в Мельбурн, чтобы этого больше не повторилось?
– Если тебя страшит моя беременность, я ее прерву, – сухо сказала Никки.
– Ты готова пойти на это?
– Ты дал мне понять, что не хочешь иметь ребенка от меня. Растить его самостоятельно у меня нет возможности. Если бы я не находилась в таком безвыходном положении, то и этой близости бы не произошло.
– Мне жутко слышать это даже от тебя! – возмутился Массимо. – Я не позволю тебе убить моего ребенка!
– Моя мать совершила роковую ошибку, когда вышла за моего отца только потому, что ее угораздило забеременеть от него. Таким образом, я стала невольной виновницей ее несчастья. А когда она уже было решилась оставить его, то обнаружила, что беременна моим братом. Мы жили на пособие, отец неустанно унижал и оскорблял нас всех вместе и каждого по отдельности. Наша мать… Она полностью растеряла свое человеческое достоинство из-за его нескончаемых нападок. Но она боялась нашего отца и поэтому всю свою боль изливала на меня и брата. Для ребенка нет ничего хуже, как чувствовать себя нежеланным. А если это чувство усугубляется еще и крайней нуждой, то жизнь становится просто невыносимой. Ты с ранних лет понимаешь, что у тебя нет шансов вырваться. У тебя никогда не будет пропуска в лучшую жизнь, не будет ни образования, ни полезных навыков… А если ты еще и болен, то буквально обречен на постепенное мучительное умирание… Никогда больше не провоцируй меня на такой разговор, Массимо, – прекратила свой рассказ Никки, содрогаясь от нервного озноба.
– Но я обязан был это узнать. И не теперь, а гораздо раньше.
– Это так важно?
– Я хочу понять тебя, Никки. Я знаю, что за твоим молчанием скрывается какой-то секрет. И именно из-за него ты вынуждена идти на то, на что по доброй воле никогда бы не пошла. Я знаю, какая ты, когда над тобой не довлеют твои тайны…
– Откуда ты можешь это знать? Я всегда такая, какая есть.
– Это не так. Когда мы принадлежим друг другу, ты совершенно иная.
– Как всякая женщина.
– В том-то и дело, что не как всякая. Именно это меня к тебе и влечет.
– Может быть, ответ в природе наших отношений? Они не вполне нормальные, и потому они тебя так возбуждают. Тебя вообще возбуждает власть надо мной, моя беспомощность, моя беззащитность. А вовсе не то, какой я человек.
– Но мы могли бы все изменить. Нам же здесь было хорошо. Мы словно заключили перемирие. Пусть оно продолжается.
– А какой срок ты нам отмерил?
– Я не думал об этом. Да и зачем? Пока наше общение приносит радость, пусть все остается как есть.
– Массимо, ты не можешь рассуждать так легкомысленно! – восстала Никки.
– Чем тебе не нравятся мои рассуждения?
– Это безответственно.
– А по-моему, это и есть разумный подход. Но не стоит затягивать эту дискуссию на ночь глядя. Завтра у нас ранний вылет. Следует хорошо отдохнуть… Но для крепкого сна имеет смысл размяться. Что ты об этом думаешь?
Вместо ответа Никки кокетливо поцеловала его.
Они подошли к дверям спальни рука в руке. Он подхватил ее на руки и перенес через порог.
– Разденься красиво, милая, – ласково попросил он Никки и сел на край постели.
За прошедшую неделю Никки впитала все летнее солнце Сицилии, от чего ее фарфоровая кожа зазолотилась, приобретя цвет меда. Итальянская кухня благоприятно сказалась на ее пополневших бедрах, округлившейся груди.
– Что ты хочешь видеть? – спросила она своего мужчину.
– Покажи мне свою аппетитную грудку, милая.
Никки послушно расстегнула пуговку за пуговкой и плавно скинула блузку. Приоткрылась красивая грудь под тонким бельевым кружевом. Она потянулась расстегнуть бюстгальтер, но он поспешил предупредить:
– Подожди, оставайся так. Сними юбку.
Когда юбка упала к ее ногам, обнажив бедра, Массимо сказал:
– Теперь иди ко мне.
Походкой дикой пумы она неторопливо приблизилась к мужчине и остановилась напротив него. Он снял с женщины белье и всмотрелся в ее лицо.
– Почему ты хмуришься?
– Разве? – удивленно приподняла она брови.
– Перестань корчить рожицы, не то морщины появятся.
– Улыбаться намного вреднее. При улыбке мы напрягаем значительно больше мимических мышц, чем когда хмуримся.
– Откуда ты это взяла?
– Прочла в журнале.
– Зато позитивное отношение продлевает жизнь.
– Не жизнь, а существование, – грустно съязвила Никки.
– О чем бы я ни заводил речь, разговор сводится к одной и той же безысходности, – укорил ее Массимо.
– Тогда давай помолчим, – предложила, обхватив его за шею, Никки.
Хотя и пенял Массимо на свое не всегда беззаботное детство, но по сравнению с детством Никки его давнее прошлое следовало бы назвать идиллическим. У него было все, что необходимо ребенку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33