Сжав зубы до скрипа, он судорожным рывком привлек Сэйбл ближе, раскачивая вверх-вниз. Ее плоть была нежной, горячей и очень влажной, обещая объятие необыкновенной сладости.
Сэйбл отодвинулась (ее любопытство не было удовлетворено) и вернулась к созерцанию и осязанию. Интересно, как еще называлась «та часть», кроме «мужского достоинства» — чудное, нелепое название, услышанное случайно. Она была поразительно твердой и подвижной, она не хотела просто покоиться между ее бедрами и временами судорожно вздрагивала. Ее вершинка была блестящей и более темной, а ниже оказалось очень удобно обхватывать рукой. Оказавшись в ладони, она пульсировала, живая и нетерпеливая.
— Что же ты делаешь со мной, ведьма!..
И на этом истекло время, отпущенное Сэйбл на исследование. Хантер отодвинул ее еще чуточку дальше, вдоль своих ног, чтобы удобнее было оказаться внутри — сначала едва прикасаясь, потом осторожно раздвигая, потом делая первый несильный толчок. Как горячо было внутри нее… и как узко! Он очень надеялся, что не причиняет ей сильной боли.
Сэйбл совсем не было больно. Восхитительное чувство заполнения поражало новизной, заставляло прислушиваться к тому, как Хантер вдвигается внутрь толчками, все глубже и глубже. Она чувствовала, что растягивается, принимает нужную форму, и вместе с этим росло чувство густой, почти вещественной сладости. Движение внутри становилось все быстрее, пока одним сильным рывком внутри не оказалась вся «та часть» без остатка.
Как раз в этот момент Сэйбл как будто рассекли пополам.
Каким мимолетным ни было ощущение преграды, Хантер успел заметить его. Абсурдная мысль мелькнула в его затуманенном мозгу, но тотчас исчезла. Он с досадой отмахнулся от подобной нелепости. До мыслей ли было ему, чего бы они ни касались! Он был в огненных ножнах, шелковых, податливых и одновременно невероятно тесных. Он мог утратить контроль над собой в любую секунду!
Между тем Сэйбл разом потеряла интерес к происходящему. Острота боли быстро пошла на убыль, но тупая ноющая пульсация осталась, мешая воспринимать любые ощущения, кроме этого. А потом всякое движение прекратилось и появилась ласка, уже знакомая, но от этого не менее сладостная: Хантер дотронулся там, где их тела соприкасались. Это и его поцелуй, простой и жадный, заставили вернуться и жар внутри, и сладость, похожую на густой мед. Сэйбл шевельнулась, качнулась вперед-назад. Он был внутри, он был ее, он предоставлял ей полную свободу. И он был невероятно, неописуемо сладок там, внутри. Ничто — никакая другая ласка — не могло сравниться с тем, что она чувствовала сейчас.
Она забылась, потерялась в толчках и качаниях. В этом было что-то от езды верхом, от наслаждения всадницы властью над своим скакуном. Но сознание этого было всего лишь фундаментом, на котором строилось ослепительное здание, тянулась к солнцу вершина, готовясь коснуться живого опаляющего огня.
Сердце стучало в неистовом темпе, наполняя уши грохотом, подобным раскатам грома. Казалось, кровь вот-вот закипит во всем теле, и хотелось быть заполненной до отказа, до боли. Невидимые волны сталкивались вокруг и внутри, становились все горячее, ревели все громче.
— Еще, еще, еще! — слышала Сэйбл почти у самых губ, но не в силах была открыть стиснутые веки, чтобы увидеть лицо Хантера. — Моя ведьма… Моя дикая кошка…
Прохладный воздух речной поймы странно раскалился, его не хватало, и дыхание все чаще прерывалось в горле.
— Что со мной, Хантер? — прошептала она, чуть не плача. — Помоги мне!
Они были совсем рядом — звезды, — они метались вокруг разноцветным фейерверком, и казалось, их можно коснуться, протянув руку.
— Сделай что-нибудь, Хантер!
Звезды были рядом, но они ускользали. А потом руки сжали бедра Сэйбл, разом укротив ее неистовство, заставив расслабиться. Теперь он был господином, а она — рабыней, он что-то делал с ней, заставляя неописуемую сладость стремительно нарастать.
Все звуки и все ощущения исчезли, кроме единого ощущения летящего извне торнадо. В полном безмолвии налетел и обрушился на Сэйбл огненный вихрь — и звуки вернулись, слившись в оглушительный рев. Она чувствовала свои содрогания, как что-то отдельное, она сама себе казалась сладкой бездной — это было все равно что ступить на несколько секунд в райский сад.
Она не знала, что лицо ее искажено гримасой и залито слезами, что губы закушены до крови. Зато все это видел Хантер. Он полностью отпустил себя на волю, не заботясь больше о том, что причинит боль. Он просто не мог больше владеть собой. Она была поразительно хороша в сладких муках оргазма, видеть ее такой было едва ли не слаще, чем самому испытывать наслаждение. Он сумел дождаться этого ни с чем не сравнимого момента и заслужил награду.
Они рухнули оба, содрогаясь и вскрикивая, и Хантеру показалось, что весь окружающий мир балансирует над бездной огня, чудом удерживаясь на тончайшей нити. А когда эта нить оборвалась, он сорвался в сияющие глубины, ненадолго потерявшись в них совершенно. — Моя… моя… моя…
Чей это голос, такой хриплый, бессильно тихий? Сэйбл очнулась. Пережитое все еще длилось в памяти, особенно последний момент, когда внутри пролился горячий поток, удержав ощущение экстаза на невероятно высокой точке, которой оно достигло. В этот миг она особенно полно чувствовала, что отдала всю себя, что Хантер обладал ею. Несколько мгновений она была как бы чистой радостью, полностью лишенной плоти, а еще чуть позже вновь стала собой, только невесомой, как осенний листок, летящий на крыльях ветра.
Она чувствовала на волосах быстрые поцелуи Хантера, но не могла двинуться, не могла пошевелить даже кончиком пальца, обессиленно лежа ничком на его груди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166