Не зная точно, чего жаждет, оно извивалось, и вздрагивало, и двигалось навстречу ласкающему движению, становилось все более влажным. Эта могучая сила пугала, она могла подчинить себе без остатка, до полной потери рассудка. Это было бесстыдство во всей красе, пугающее и желанное, а совесть почему-то молчала, сдавшись почти без боя.
Единственная попытка сопротивления произвела обратный эффект. Сэйбл схватила Хантера за запястье, намереваясь оттолкнуть, и заметила, к своему изумлению, что направляет его. Почувствовав это, он опустился на бок рядом с ней и, не переставая ласкать ее, поцеловал с жадностью и страстью. Сэйбл заплакала от счастья. Внутри нее бушевало какое-то темное, властное пламя, заставляя отвечать на поцелуи с не меньшей жадностью. Она была огненно-горячей, отчаянно влажной, она хотела… Чего? Она не могла бы ответить, но чувствовала, что у желания, как бы высоко оно ни поднималось, всегда есть пик, добравшись до которого, можно коснуться солнца голыми руками.
Одна ее нога лежала на бедрах Хантера, другая была зажата между его ног, прижимаясь к длинному твердому стержню, которого ей мучительно хотелось коснуться, который хотелось увидеть. Но она могла только отдаваться наслаждению, не в силах еще привнести в него что-то свое.
— Надеюсь, ты увидишь звезды, милая…
Хантер снова коснулся самого чувствительного места. Сэйбл выгнулась в безотчетной попытке усилить удовольствие. Темп его движений нарастал, и ее тело отвечало в том же ритме. Губы что-то шептали возле самого уха, щекотно шевеля волосы, но она уже почти не воспринимала слов.
Вся в жаркой испарине, обезумевшая от сладости, выше всего, что может нарисовать воображение, Сэйбл разрывалась между желанием, чтобы сладкая пытка продолжалась, и стремлением к какой-то завершающей ноте, которая и впрямь могла бы заставить ее увидеть звезды.
Внезапно глубоко внутри родилась лихорадочная дрожь, поднялась спиралью неописуемой сладости, упоительная судорога сотрясла тело. Сэйбл выкрикнула: «Хантер!», ладонями прижав его руку между ног и далеко запрокинув голову.
Она совершенно потерялась в океане огня, впервые испытанный оргазм был вдвойне сладок в своей новизне. Конвульсии, сотрясавшие тело, постепенно затихали, горячий пот капельками стекал между грудями и по вискам. Хантер держал ее в объятиях, стараясь ощутить каждое содрогание, каждый вздох или стон. Она смутно слышала, как он шепчет что-то бесстыдное, волнующее, что-то о том, как она прекрасна в этот момент, какое удовольствие для него сознавать, что она кончает от его ласк, как безумно ему хочется стать твердым, как железо, и войти в нее.
Он продолжал ласкать ее даже тогда, когда почувствовал, что вершина удовольствия осталась для нее позади. Постепенно всякое движение затихло, и Сэйбл затихла в его руках в состоянии, близком к обмороку. Минуты шли.
Наслаждение отступило, но все внутри продолжало источать жар, Как не до конца прогоревший костер.
Грудь Сэйбл часто вздымалась, звук ее собственного громкого дыхания звучал в ушах, как нечто инородное. Словно стараясь поскорее вернуть ее к действительности, мир за стенами комнаты перестал быть совершенно безмолвным, как несколько минут назад: завыла собака, стукнула дверь, послышался возглас где-то в дальнем конце коридора. Сэйбл не хотела слышать всего этого. Ее невинное тело не было удовлетворено. Ему нужно было что-то еще — что-то, чему она не знала названия.
Почему-то ей захотелось плакать, теперь уже от чувства странной неудовлетворенности. Объятия Хантера становились все менее крепкими, словно силы его уходили капля по капле.
Вдруг он поднял голову и обвел комнату затуманенным взглядом. Очень скоро этот взгляд наткнулся на обнаженное тело Сэйбл, которая притаилась, боясь шевельнуть даже ресницами. Она ожидала удивленного возгласа (может быть, даже резкого рывка в сторону), но Хантер только отвернулся, зарывшись головой в подушку. Все его тело разом обмякло, словно воздушный шарик, из которого выпустили воздух.
Протянув руку, Сэйбл робко коснулась поникшего плеча. Хантер не шевельнулся. Ненадолго щеки ее обдало жаром, чувство глубочайшего унижения заставило съежиться. Неужели он так и не понял, что происходит? Неужели был так пьян, что… что…
Собрав все силы, Сэйбл оттолкнула от себя бесчувственное тело. Оно послушно откатилось на край кровати.
Она подтянула колени к подбородку, закутавшись в одеяло. Вместо недавней сладостной легкости во всем теле она ощущала себя так, словно участвовала в длительной борьбе и проиграла. То, что оставалось от удовлетворения, быстро таяло. Она не понимала, что происходит, знала только, что виноват в этом Хантер. Неожиданно для себя она ударила его кулаком по плечу.
— Ты и твои сны! Будь проклято то и другое! Почему ты не встретил меня раньше, чем все это случилось?
Глава 24
От пропитанной водой земли поднимался запах мокрой глины и лошадиного навоза. Из офицерской столовой доносился аромат жарящегося бекона, приятно смешиваясь со всеми остальными запахами в сложный букет зимнего гарнизонного утра.
Тревис Моффет стоял на крылечке лавки, облокотившись о перила и согревая руки о большую кружку свежесваренного кофе. Он с интересом наблюдал за Хантером, который приторачивал к седлам лошадей свое имущество: одеяла, мешки и все то, что индианка накануне отобрала в лавке.
Он выглядит раздраженным, думал Моффет с благодушной усмешкой. И немудрено: девчонка небось разбудила его ни свет ни заря, чтобы побарахтаться в постели. Экая шельма! Если бы не она, черта с два Хантер Мак-Кракен поднялся бы в такую рань.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166