Ариэль посмотрела на своего кавалера. Лицо Джека Чанси было сумрачно.
— Вполне могу понять, как трудно сдерживать себя, когда эти люди смеются над хромотой вашего друга, — тихо произнесла она, кланяясь Джеку в фигуре танца.
Тот ничего не ответил, пока они снова не встретились в другой фигуре.
— Только идиоты могут дразнить Саймона Хоуксмура, — ответил он. — Вы скоро поймете,
мадам, что ваш муж не обращает внимания на слова дураков. Их шутки значат для него не больше, чем комариный укус.
— Стало быть, ничем не проймешь?
Она совершенно автоматически проделывала па танца, не отрывая взгляда от лица партнера.
Джек Чанси рассмеялся, и в этом смехе не слышалось гневных ноток.
— Как сказать, мадам. Вашего мужа не так-то просто разозлить, но никто из тех, кто хорошо его знает, не будет по доброй воле испытывать его терпение.
Ариэль решила запомнить эти слова и хорошенько обдумать их на досуге. Своего мужа она впервые увидела всего лишь несколько часов назад, и за столь короткое время было совершенно невозможно составить о нем сколько-нибудь верное представление.
Интересно, что он ответит, когда ему скажут, что он не должен разделить ложе со своей женой в их первую брачную ночь? Без возражений отступится? Ведь он вправе настоять на своем. Но тогда, несмотря на очевидность его прав, это будет поступок грубого и неделикатного человека, а ее муж, как мало она его ни знала, вовсе не производил такого впечатления.
Хотя что она может знать? Этот человек все же был Хоуксмуром. Одно это говорило о многом. И она не могла представить себя в постели с этим человеком, как не могла представить себя, например, со слугой. И Рэнальф поклялся сделать все возможное, чтобы не подвергнуть сестру этому унижению.
Сидя во главе стола, Саймон следил за тем, как его жена кружится в танце с его другом. На губах его блуждала рассеянная улыбка, взгляд был мягок, и даже Рэнальф не смог бы заподозрить яростного гнева, который бушевал под этой умиротворенной наружностью. Это развратное, пьяное празднество было само по себе оскорбительно и для невесты, и для жениха. Саймон догадывался, что именно так все и было задумано. Но его невеста, в своем платье из кремового шелка, отделанного светло-желтыми лентами, казалось, скользила над всей этой вульгарностью, не соприкасаясь с ней. Он не отводил взгляда от колышущейся волны ее медовых волос, которая падала ей на спину из-под шитой жемчугом ленты надо лбом. Эта волна волос вдруг представилась ему покрывалом, девичьим покрывалом, которое скрывало и охраняло Ариэль от грубого и вульгарного окружения.
Ариэль — эльф, дух воздуха. В ней и вправду было что-то неземное. Хотя, возможно, это был только контраст между деликатной хрупкостью ее фигуры и грубой массивностью ее братьев и друзей.
— Послушайте, шурин!
Саймон, прервав свои раздумья, резко повернулся на оклик Рэнальфа. Тот с улыбкой смотрел на него поверх бокала, но улыбка эта была неприятной, испытующей.
— Мне надо кое о чем поговорить с вами, шурин, — сказал Рэнальф, делая особый упор на слове «шурин». — Дело довольно деликатное. Не будете ли вы так любезны выйти со мной во двор?
Деревянное кресло заскрипело, когда Рэнальф отодвинул его.
— Что ж, глоток свежего воздуха — это именно то, что мне сейчас надо. — Саймон потянулся к трости. — Здесь становится чересчур жарко.
— Да, во всех смыслах, — усмехнулся Ральф. — Бланш Кэри, похоже, готова отдаться прямо под столом любому, кто рискнет на нее покуситься.
Он неуверенно поднялся на ноги.
— Пожалуй, мне стоит предложить ей свои услуги.
С этими словами он, пошатываясь, направился вдоль стола туда, где раскрасневшаяся от вина и мужских взглядов дама распускала шнуровку корсета под одобрительные крики соседей по столу.
Рэнальф мельком взглянул на своего нового родственника и успел заметить выражение отвращения, промелькнувшее в его взоре и мгновенно пропавшее. Он улыбнулся про себя. Хоуксмуры и в самом деле были скромниками — хотя и позволяли себе соблазнять чужих жен.
— Возможно, наши развлечения кажутся вам несколько вольными, Хоуксмур? В самом деле, пуританина подобные обычаи могут шокировать.
— Я не считаю себя пуританином, Равенспир, — спокойно поправил его Саймон. — Пусть члены моей семьи и заседают в парламенте, но веселимся мы ничуть не хуже своих соседей. Да и сам Кромвель не чурался вина, музыки, танцев, даже театров.
Направляясь к выходу, Рэнальф пошел чуть помедленнее, приноравливаясь к походке своего спутника.
— Все это было так давно, — произнес он. — Минуло уже сорок лет с тех пор, как монархия восстановлена. Не пора ли и нам похоронить сам дух давней вражды?
— Если бы я не надеялся сделать это, меня бы сейчас здесь не было, — ответил Саймон, и в первый раз в голосе его прозвучала резкая нотка. Он вышел во двор и с наслаждением втянул в себя прохладный вечерний воздух, прочищая легкие от затхлой, душной атмосферы замка. — Эти политические разногласия стали анахронизмом уже много лет назад…
— Ну, не совсем, — прервал его Рэнальф. — Иначе мы теперь не стали бы объединять наши семьи, чтобы решить давний спор о землях.
— Что ж, пожалуй, это верно, — согласился Саймон. Тон его голоса снова стал спокойным.
Прихрамывая, он прошел по поросшему травой газону в центр двора; его трость глубоко уходила в мягкую влажную почву. С темного неба сыпался мелкий дождик. Саймон понял, что ночью его нога будет невыносимо болеть. Эта часть Англии была очень влажным и потому негостеприимным краем, и хотя Саймон Хоуксмур вырос в этих местах, у него никогда не лежала к ним душа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122