— Итак? — повернулась к нему Октавия. — Я ваша должница? Я запамятовала, кто проиграл партию.
— Вы, мадам. Две. — Она не могла разобрать выражение его глаз. — Две из трех.
— У меня никудышная память. Поставь на стол, — обратилась она к дворецкому. — Я сама налью графу. — Как только дверь за слугой закрылась, Октавия разлила вино по бокалам. — Так за что мы выпьем?
— За выигрыш и за проигрыш. — Филипп поднял бокал. — И за будущие игры.
Октавия улыбнулась и пригубила шерри.
— Вы оспариваете свой долг, леди Уорвик?
— Ни в коем случае. — Октавия покачала головой. Господи, как же можно целовать мужчину одними губами? Как пережить эти неприятные минуты?
Она этого не знала. В своей жизни она целовала лишь одного мужчину, и душа и разум неизменно сливались с телом, когда она прижималась к Уорвику.
Филипп притянул ее к себе, взял пальцами за подбородок, приблизил губы к ее губам.
Октавия говорила себе, что следует ответить на поцелуй. Она ничего не добьется, если станет ждать, как истукан, пока все кончится. Вздохнув, она закрыла глаза и ответила на поцелуй. Язык Филиппа тут же отозвался на приглашение, и она ощутила во рту привкус вина и присутствие чего-то мускулистого. Он крепко прижал ее к себе.
Касайся его! Шарь руками по телу! Может быть, нащупаешь то, что ты ищешь!
Октавия, словно в ответном порыве желания, провела рукой по груди в поисках кармашка, обследовала бедра. Филипп застонал и внезапно впился зубами в ее нижнюю губу. Октавия, ощутив вкус крови, инстинктивно попыталась освободиться из его объятий, но граф стискивал ее с такой силой, что Октавии никак не удавалось упереться ему рукой в грудь. По всхлипываниям, раздававшимся совсем рядом с ее лицом, она поняла, как велика его страсть.
Она задыхалась в огне его нетерпения, билась, точно птица в силке. Но вдруг краем уха различила, как хлопнула входная дверь. Прошло совсем немного времени, и дверь хлопнула снова.
Нутром Октавия почувствовала, что это Руперт — все успел сделать и теперь вернулся. Но увидел, что происходит в доме, и потихоньку ушел, потому что понял, что она делает свое дело — то самое, на которое так опрометчиво согласилась. Соблазняет его врага. А Руперту было не важно, что губы, недавно отвечавшие ему с таким жаром, теперь целует другой мужчина — человек, которого он ненавидел.
Для него это не имело никакого значения. Ведь если бы было по-другому, он не стал бы терпеть.
Октавия боролась из последних сил, и Филипп Уиндхэм наконец отстранился.
— Вы сопротивляетесь? Но секунду назад были пылки, как и я!
Лицо графа горело, глаза сверкали, зубы и подбородок алели от крови. Октавия невольно отшатнулась: в этот миг он напоминал ей зверя.
— Вы меня пугаете, милорд. Такая страсть! — кротко проговорила она и отвернулась, чтобы глаза не выдали ее отвращения. — Я не привыкла к такому. — Она потрогала нижнюю губу.
— Значит, ваш муж не так страстен! — В смехе Филиппа слышались презрение и похвальба. — Вот я, дорогая, покажу вам, на что способен мужчина. В вас есть страсть, я это чувствую. И вам нужен мужчина, способный ответить на нее.
— А вы такой мужчина и есть?
— Конечно!
Глупый, надутый индюк! Несмотря на отвращение, Октавия чуть не рассмеялась. Тщеславный человек! Неужели он считает, что способен заткнуть за пояс Руперта Уорвика во всем?
— Имейте ко мне снисхождение, милорд, — взмолилась Октавия. — И простите — сейчас мне нужно прийти в себя, перед тем как вернется муж.
— Ради Бога! — с готовностью согласился Филипп, как будто само собой разумелось, что после сногсшибательного поцелуя Филиппа Уиндхэма женщине требовалось время прийти в себя. — Вскоре увидимся. — Он погладил ее по спине, рука задержалась на ягодицах.
Октавия наконец осталась одна. Взглянув в зеркало, она увидела, что губа распухла. Тело ломило, словно своими кольцами ее обвивал питон. Внешняя хрупкость Филиппа Уиндхэма оказалась обманчивой — теперь она знала, что на самом деле граф был сильным мужчиной.
Скрип двери заставил ее обернуться — на пороге стоял Руперт. С непроницаемым выражением лица он помедлил у порога и наконец произнес:
— Значит, ты начала.
— Как видишь, — ответила она спокойно, даже равнодушно и пригубила шерри. Вино обожгло израненную губу.
. — Это хорошо. — Он потянулся к бокалу.
— Ты приходил и раньше? — Голос Октавии чуть дрогнул. Она сделала еще глоток, надеясь, что вино поможет ей справиться с водоворотом страхов, отчаяния и разочарования, вынесет наконец в спокойную воду холодного расчета.
— Да, и почел за лучшее удалиться, — ответил Руперт, не оборачиваясь.
Когда он увидел Октавию в объятиях брата, кровь ударила ему в голову. Он и сейчас никак не мог справиться с собой. А при виде ее распухшей губы и растрепанных волос испытал такой гнев, что только долгие годы мучительных тренировок позволили сохранить самообладание. Октавии незачем знать, что он чувствует на самом деле.
— Новое свидание назначили? — спросил он небрежно.
— Конкретно нет. Но готова спорить, что Уиндхэм долго не утерпит и придумает что-нибудь сам. — Октавия чувствовала себя так, точно была на экзамене, а строгий наставник проверял ее знания. — Я пыталась его ощупать, но ничего не нашла. Мне было бы легче, если бы ты сказал, что я ищу. — Она снова наполнила свой бокал.
Руперт достал из кармана маленький шелковый мешочек, открыл его и вытряхнул содержимое на стол:
— Вот это.
Октавия впилась глазами в предмет — маленькое, искусно сделанное серебряное колечко сверкнуло в солнечном луче.
— Какое крошечное! — Она сжала кольцо между пальцами. — У Уиндхэма такое же?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110