..
– Так и есть. Он богат. Возможно, стоит десять или двенадцать миллионов. Но что касается непотопляемости, это заблуждение. Вы с ним встречались?
– Вчера вечером. Мы говорили и о Моррейне. Но Кори даже не намекнул, что сам имел с ним дело.
– И не должен был. Он совершил ошибку, и довольно крупную. Потерял семьдесят тысяч на одной своей скважине. А мистер Кори старается не думать о своих ошибках. Возможно, это и правильно.
Сомневаюсь, чтобы он дважды споткнулся на одном и том же месте, он не из таких. Но, если вам повезет, вы можете сами спросить мистера Моррейна. Если вас это интересует.
– Интересует. Но подождите минутку. Как же, в таком случае, уже погорев однажды, Кори отважился вложить пятнадцать тысяч долларов в такую худосочную скважину, как эта? Ведь Моррейн, очевидно, приложил руку к тому, чтобы он лишился своих семидесяти кусков несколько лет назад. А именно Моррейн посоветовал Джиппи разрабатывать эту дыру, убедив его, что тут «верняк»! И Кори знал это!
Прошло немало времени, прежде чем Баннерс ответил. Наконец он покачал головой.
– У него, несомненно, были свои причины. Я уверен, что и Моррейн думал так же или был согласен с мнением советчиков Кори. Но это не имело никакого отношения к решению Дэна.
– У Кори были свои причины? Какие же?
– Он консультировался с геологами, сам осматривал место в сопровождении геолога и инженера, специалистов по нефти. А может, чем черт не шутит, он в тот момент просто был «под мухой»! Неужели это так важно?
– Возможно, что и нет. Просто я...
Я спустил это на тормозах, пытаясь про себя свести несколько разных догадок в одну идею.
Баннерс продолжал:
– Кори, как и всякий, кто проработал в этой области более полутора дней, знал, что может сам, наплевав на геологов, геофизиков и всякие штучки-дрючки вроде «дудлбага», пробурить скважину, поставить трубы и, добравшись до определенной глубины, посмотреть, что там есть. В большинстве случаев приходится бурить глубоко, потом бросать дело, закрывать скважину, пломбировать ее цементом. Если повезет, а тут это самое подходящее слово, то окажется, что нефть есть. Иногда мало, иногда много. Но гарантий нет. Однако...
Он помолчал.
– Попытайтесь втолковать это Джиппи Уилферу.
И тогда позади меня раздался громоподобный глас, способный обрушить штукатурку со стен. Он загремел как многократно усиленное эхо:
– Зачем пытаться? Имеющий уши да слышит. Но не этот идиот!
Если бы я не узнал, кому принадлежит голос, я должен был бы вернуть свою лицензию детектива еще до вечера. Но мне не надо было оборачиваться и смотреть, кто это был.
– Вижу, что сегодня вы в лучшем настроении. Это большое облегчение.
– Скотт, вы меня выводите из себя...
– Помилуйте, Трапмэн, я не имею таких ужасных намерений, но если вы настаиваете, позвольте, я выведу вас из себя где-нибудь в другом месте? Так, для разнообразия?
Высокий, плотный, обнаживший зубы в улыбке, которую я не назвал бы обаятельной, Арнольд Трапмэн пролетел мимо меня, рассекая воздух, как раскаленный снаряд, сел на край письменного стола и бросил кипу бумаг перед Баннерсом. Лицо Баннерса не изменило выражения. Он оставался спокойным, приятным, умеренно заинтересованным.
– Вы, проклятый приставучий сукин сын, – сказал Трапмэн, глядя на меня.
Его рот все еще был открыт, он явно собирался продолжить свою речь по поводу меня, но этого не произошло, потому что я почувствовал, как знакомый мне румянец гнева поднимается к лицу, и, сделав один длинный шаг в направлении письменного стола, протянул к нему левую руку и проговорил:
– Черт вас возьми, мистер, если вы не закроете свою большую пасть, я найду чем заткнуть ее...
Потом я остановился на полдороге, моя левая рука опустилась и легла на бок. После того как я перевел дыхание, я почти явственно услышал голос Сайнары Лэйн, говорящей, что мы с ним всегда будем наступать на глотку друг другу, потому что его астероиды противостоят моему сочетанию или чему-то еще столь же удивительному. Я тряхнул головой и произнес:
– Приятель, вы, вероятно, родились в полночь в полнолуние. Иначе как могло получиться, что вы такой?..
– Родился когда?
Он мигнул с ничего не выражающим видом, стараясь понять, что я имел в виду, но у него не получалось. Во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление.
Я облек свое замечание в такую странную форму только потому, что думал против своей воли о Сайнаре Лэйн. О Сайнаре, которая кроме других многих странных вещей хотела еще того, чтобы я узнал время рождения Трапмэна, и плевать, если это вызовет шум, сказал я себе.
Но именно потому, что Сайнара все еще была у меня в мыслях, мне в голову пришло, и я испытал от этого чуть ли не садистское удовольствие, что сейчас мне представилась замечательная возможность, именно сейчас и здесь, крепко прищучить Трапмэна. Так, чтобы он узнал-таки наконец где раки зимуют! Может быть, даже выпустить из него толику его кислой крови?
Поэтому я сделал еще один шаг к нему, и, стоя примерно на расстоянии фута, улыбнулся и спросил:
– Да, кстати, друг, когда вы родились? В какое время дня?
– Примерно в половине седьмого вечера, – начал он автоматически. Но тут же осекся, пристально глядя на меня яркими синими глазами. – А в чем, черт возьми, дело?
– Видите ли, в последнее время я глубоко погряз в оккультных науках, – сказал я, все еще улыбаясь. – Черпаю мудрость, пребывая у ног четырехсотлетнего йога в Бербанке, ноги у него, кстати, замечательные. Для его возраста. Итак, теперь, поскольку я знаю, что вы родились в половине седьмого вечера во время эпидемии бубонной чумы, я всего лишь стараюсь настроиться на.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90