– А вы не могли назвать его «Веселым денди, искателем нефти» или как-нибудь менее зубодробительно? Если у него будет имя полегче, вы сможете продать миллионы таких приборов...
– Моя настоящая цель – продать только один вместе с моими персональными услугами, поэтому имеет не слишком большое значение, как я его называю.
Я раскрыл рот, чтобы что-нибудь сказать по этому поводу, но он так и остался открытым. Комментариев не последовало. Из-за дома вышла, не спеша, как бы прогуливаясь, Мэри-Лу-Жозефина-Петрушка-Фу-ты-Ну-ты, столь же нагая, как и в день ее рождения, со стаканом мартини в руке. Стакан был настолько полон, что ей приходилось двигаться крайне медленно и очень осторожно. Другая рука, сложенная «чашечкой», находилась под стаканом, чтобы не дать пропасть ни единой капле, если напиток расплещется. Должен заявить с полной ответственностью: это было зрелище, заслуживающее внимания.
Она прошла мимо меня к Моррейну, который все еще стоял, но сейчас его руки уже не были заложены за спину.
Он дружелюбно посмотрел на нее, будто его это явление позабавило, и сказал, улыбаясь:
– Ах ты, вольная душа, моя маленькая Мелинда!
– Я сделала тебе мартини. До того как залезть в ванну.
– Вижу, – ответил он. – Да, я бы с удовольствием выпил мартини, но...
Он взглянул на часы на левом запястье.
– У меня, дорогая, важное свидание, и мне надо сохранить ясную голову.
Я подумал, что Моррейн намекает на продолжение разговора со мной, но он сказал:
– Поэтому я только сниму пробу. Но позволь тебе посоветовать: предложи этот прохладный деликатес, сооруженный твоими маленькими горячими ручками, моему полному энтузиазма другу Шеллу Скотту. Видишь, он подползает к тебе сзади.
Я и не думал «подползать». Возможно, я только слегка подался вперед, но ни один беспристрастный наблюдатель не сказал бы, что я делаю нечто подозрительное.
Мелинда, или как там, черт побери, ее звали, повернулась и двинулась ко мне своей очаровательной походкой.
– Не будет ли вам угодно?..
– Хм-м, – выдохнул я.
– Право же, он хорош. Я вообще не налила туда вермута.
– Рад это слышать. Но...
– Вы только пригубите, чтоб не лилось через край.
– В этом есть смысл. В этом масса смысла. По крайней мере, я слышал много вещей, в которых смысла гораздо меньше. Итак...
– Я его подержу для вас, пока вы сделаете глоток. Нормальненько?
– Нормальненько, – согласился я.
Она придвинулась еще ближе, поднеся полный до краев стакан к моим губам, а я наклонился вперед, чтобы отпить немного, и тут заметил, что за этой безумного томатного цвета спиной Дев Моррейн лопается от беззвучного смеха.
– О, вы отхлебнули слишком много, – сказала девушка. – О, он у вас льется через нос.
– Почему бы и вам не вымочить голову и все ваши остальные прелести в ванне? – спросил я ее. Спросил после того, как выудил из своих ноздрей то, что на вкус очень напоминало маслину и ямайский перец.
– Вы не привыкли много пить, да? – поинтересовалась она ласково.
Я промокнул глаза носовым платком.
– Нет, так не привык.
– Хотите допить остальное? – спросила она, протягивая мне стакан с мартини и всем, что в нем осталось.
– Конечно. На этот раз я вылью его в ухо.
Я взял стакан, и она, весело поболтав в воздухе пальчиками, удалилась тем же путем, что и пришла.
Когда Моррейн отсмеялся, я произнес:
– Ну, конечно, это было забавно, но давайте вернемся к вашему «дудлбагу».
Я осекся не потому, что он что-то сказал, – нет, он не сказал ничего, но лицо его побагровело от гнева, губы сжались в неразличимо узкую полоску. Он попытался выговорить что-то, но не смог. Повернулся, снова сцепил руки за спиной, сделал круг, направился к своему стулу, сел и хлопнул руками по коленям.
– "Дудлбаг", – проговорил он наконец.
До этого момента я старался воздерживаться от этого термина, потому что Джиппи и Сайнара убедили меня, что это вызовет в Деве Моррейне не самый лучший отклик. Они были правы. И я думаю, что я и сам не употребил бы этого запретного слова, не отвлеки меня определенные обстоятельства.
После нескольких минут безмолвия я произнес:
– Простите, Дев, право, не знаю, работает ли ваш прибор или нет, но я не собирался отзываться о нем...
– Прибор – это, конечно, другое дело, – проворчал он кисло. – Прибор – это, конечно, лучше, чем... – Он нахмурился. – Наверное, за все эти годы я стал очень чувствительным к этому проклятому слову. Каждый раз, как его слышу, у меня начинается слюнотечение, как у собаки Павлова. Не от голода – от бешенства. Я представляю, как те, кого по причине тупости исключили когда-то из детского садика, смотрят на меня, тихонько ржут и вертят пальцем у виска. Это чертово слово...
Он не закончил фразы, кивнул пару раз, будто продолжал безмолвный диалог с самим собой, поглядел на часы, снова кивнул и посмотрел на меня.
– Шелл, мой подозрительный друг – или, может быть, враг? – не хотите ли поглядеть, как работает этот... – Он закрыл глаза, вздрогнул и с омерзением продолжил: – ..."дудлбаг"?
– Это было бы интересно. Но я, вероятно, не пойму, работает он или нет, если мне не покажут его по телевизору.
– Между рекламами, – сказал он. – Я понимаю. Ведь мы умеем распознавать, что настоящее, а что нет, верно? Но мне бы хотелось показать, что может мой холаселектор в полевых условиях. Можете поверить моему слову, я знаю, что означает, когда он делает то, что должен делать. Думаю, и вы уловите, в чем тут смысл.
– Надеюсь.
– Это помогло бы понять, с чем вы имеете дело. Разумеется, если вы действительно заинтересованы в том, чтобы дойти до сути в истории со скважиной Уилферов. Ради Джиппи и Одри, я хочу сказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90