– Иногда вас трудно понять, даже если я в полном сознании.
– Харим раскаивается.
– Отлично!
– Я сурово с ним поговорил. Он больше вас не ударит, не сомневайтесь.
– Я безумно, безумно рад это слышать! Ударь он меня еще – и я бы уже был где-нибудь за городом. Ну а что касается вашего вопроса... Вы все испортили, – я вздохнул, – когда обратились к своим женам по-английски и по-английски же сказали, что разводитесь с ними.
– Ах...
– "Ах", конечно, хороший ответ. Поверьте, эти крошки ни слова не разбирают по-английски. Кстати, может быть, вы выберете удобное для вас время и поблагодарите меня за их спасение.
– Да, конечно, я полон благодарности.
– Да, полны. Как цветочная корзина, из которой розы прямо-таки охапками валятся.
– Я ошибся. И теперь начинаю понимать свою ошибку. Это то же, что «глупость», да?
– В данном случае – совершенно то же самое, – сказал я, убаюкивая боль в своей голове.
Он начал прищелкивать пальцами, большим и средним, что было очень по-американски, понимать это следовало примерно так: «Проклятье!» Или «Ага!». Потом помолчал, свирепо вскинул на меня пронзительные черные глаза и то ли спросил, то ли констатировал:
– Так вы разгадали мой секрет?
– От начала и до конца.
Он снова щелкнул пальцами, но это был уже не американский жест. Может быть, ближневосточный. Во всяком случае, смысл его тот же: «Проклятье!»
– Я где-то ошибся в расчетах?
Я выдержал паузу и ответил:
– Да, вы ошиблись в расчетах, и, оглядываясь назад, вижу, что ошибаться вы начали с первого своего шага, Шейх. Когда в одной из наших бесед вы рассказывали о вашем дворце и упомянули о гареме, то ненароком, так я думаю, обмолвились, что у вас сорок семь жен. И в другой раз, когда я спросил, сколько у вас жен, вы, не задумываясь, ответили: сорок семь. Это, несомненно, и есть число жен, которые у вас остались дома. Я хочу сказать, после того, как вы вычли старых Хахерайн и Машлик... Я правильно назвал их?
– Абсолютно.
– Однако в тот раз, зная, что у вас действительно сорок семь жен, всего сорок семь, вы, как бы спохватившись, что упустили из виду шестерых походных, назвали другую цифру, а именно: пятьдесят три. То есть одних и тех же кобылок вы посчитали дважды. Зачем вам нужно было увеличивать табун, ума не приложу. В этом не было никакой необходимости. Но раз уж вы начали, вы решили продолжать в том же духе. Но вам самому трудно жонглировать этими цифрами. Вы не умеете так быстро считать в уме, как... Но лучше мне не произносить это имя вслух.
– Ах...
– Ага. На этот раз ваше «ах» звучит еще многозначительнее. Вы начинаете понимать, к чему я клоню, может быть, догадываетесь о моем последнем доводе... А последним штрихом было то, что вы по-английски сообщили вашей шестерке о предполагаемом разводе, чего они понять не могли, а я понял.
Шейх Файзули кивнул. Но его, вероятно, более занимало мое предпоследнее замечание. Потому что он спросил:
– Вы упоминали при них Девина Моррейна?
Как только он произнес это имя, последовало щебетание и чириканье, рулады и сладостные переливы возбужденных женских голосов, похожих на пение флейты, но Файзули сверкнул глазами и бросил что-то похожее на «Замолчите!». Безусловно, это звучало, как «Замолчите!». И они на самом деле замолчали.
Потом Шейх посмотрел на меня с каким-то дьявольским весельем в глазах.
– А раз так, они решили, что вы – это он, и постарались изо всех сил вас очаровать.
– Это завершает картину, – сказал я.
– Хорошо, что там в холле меня информировали: вы и шесть красавиц только что прибыли и спрашивали меня.
– По правде говоря, я не спрашивал вас, Шейх.
– Ну это не важно.
– Да. И думаю, хорошо, что вы сюда поспешили. Кто может сказать, что еще случилось бы? – Я замолчал и добавил мрачно: – Думаю, мне никогда не узнать, верно?
Возможно, Шейх Файзули снова улыбнулся своей сатанинской улыбкой, но я не уверен. Поскольку в этот момент чуть-чуть повернул голову, чтобы исподтишка взглянуть на шестерых красавиц. Невинные жертвы обмана, они неподвижно сидели на краю водяного матраса, и только их удивительно живые веера мерно колыхались – некое подобие прибоя, плещущего у берегов огромной постели.
Это был самый жестокий удар из всех. Они видели меня на коне, победителем, а теперь...
Голос Шейха Файзули вывел меня из раздумий. Он говорил:
– Вот таким образом. Никто не знает... Потому что Аллах в своей милостивой мудрости...
– А может ли такое быть – милостивая мудрость? – перебил я его рассеянно. – Нет, я не покушаюсь на основы...
– Мы обсудим этот вопрос, когда на нас не будут давить другие проблемы, более неотложные. По крайней мере, вы, мистер Скотт, предприняли обещанную попытку, и попытка эта, по вашему собственному признанию, увенчалась успехом.
– Да, увенчалась.
– Я бы даже сказал, что вы пробежали лишнюю милю...
– Ну, милю – это чересчур, Шейх. Скорее несколько тысяч футов. Но до того, как я усну, я должен сделать еще кое-что. И вот тут мне предстоят мили и мили...
– Это не то, о чем мы с вами говорили. Помните? Что мое затруднение связано с вашими собственными делами.
– Да, Шейх, вы были правы, это сработало. Получается так, что, не приди вы ко мне, я не смог бы распутать все остальное.
– Это означает, что поиски моего гарема продвинули вас по пути к осуществлению ваших желаний?
– Да, к осуществлению некоторых из них. Правда, есть несколько вещей, которых я пока не понимаю. Но, думаю, тут я могу разрубить узел, даже и не пробуя развязать его. Именно так, пожалуй, мне и следует поступить... Могу ли я воспользоваться вашим телефоном, Шейх? Если, конечно, среди этого средневекового изобилия таковой имеется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90