– Он скривился, но тут же открыл глаза. – Я даже не знаю, как долго.
– Думаю, вы выложили Чимаррону почти все, что он хотел услышать.
– Все. Не почти, а все абсолютно. Все, что пришло мне в голову или что сумел вспомнить... за это время.
– В том числе и то, что вы наняли меня по телефону.
– Еще бы. Все. А потом... потом начался кошмар, и я мог рассказать и о том, чего никогда не было. Моя голова...
Он обхватил череп обеими руками и потер виски пальцами.
– Я не могу этого объяснить, Скотт. Вначале это была боль, но боль какая-то особенная. А когда стало еще хуже, из меня просто начали вылезать мозги. Меня парализовало, я не мог пошевелиться и думал, что уже умер. Да, я думал, что они меня убили, и если это и есть смерть, я хотел умереть еще раз, только по-настоящему.
Он снова положил руки на колени.
– Я не могу описать, как чувствовал себя. Сначала, пока я еще не совсем отключился, я хотел узнать, что от меня хотят. Альда задал мне вопрос, я сказал ему чистую правду, но он заявил, что я вру, и они снова врубили свою машину. Затем он кивнул доку Блиссу, и тот приподнял свой маленький черненький циферблат повыше и прижал к моим вискам какие-то круглые железячки... Помню, я орал, вопил, матерился и выложил им всю правду, а потом...
Он замолчал, глядя на меня, но меня не видел, и глаза его медленно блуждали. Выражение его лица, его рассказ, то, что он еще не рассказал, заставили меня вздрогнуть. На какой-то миг я почувствовал приближающуюся тошноту и ощутил легкую судорогу в солнечном сплетении.
Но Романель вновь взял себя в руки.
– Должно быть, я был в ауте всю ночь в четверг и утром в пятницу. Я почти не помню, как сегодня вы появились в «Медигеник», я не соображал, где нахожусь. Вы сунули меня в какие-то салазки на колесах, кажется, это было глубокой ночью, швырнули в машину, потом раздались выстрелы, как будто палили прямо мне в уши. Как будто это было продолжением прежнего кошмара, продолжением того, что со мной делали Альда и док. Первое, что я помню по-настоящему ясно, был какой-то парень, который колол меня иглой и что-то закапывал мне в глотку. Все это было непонятно, как в фантастическом фильме. Непонятно и очень странно.
– Мне трудно представить все, что вы пережили, Романель, – заметил я. – Но я бы сказал, вы старый, но крепкий орешек.
– Угу. Но если бы вы видели меня там с этими долбаными пластинками на башке, вы бы приняли меня за хлипкую девчонку, попавшую в лапы призраку. Теперь я знаю, что такое приступ ужаса.
– Ужаса?
– Вот именно. Когда ты получаешь по мозгам хороший электрический удар, тебя охватывает ужас. Это как конвульсии, как приступ эпилепсии. О Господи, это было... что-то невероятное. – Его взгляд снова сделался блуждающим и беспокойным, как у загнанного зверя. – Все, что ты когда-то сделал, о чем думал и читал, все, что любил и ненавидел, о чем мечтал и... все, все это всплывает в твоей голове. В твоих мозгах. Или еще где-то там, в самых потрохах. Когда ты чувствуешь, как все это накатывается на тебя, мелькает, как в калейдоскопе, и ты как будто растворяешься, плавишься, и от тебя ничего не остается. Ничего...
Я встал, чтобы размять ноги, стряхнуть с себя какое-то тягостное ощущение, которое породили во мне слова Романеля. Полминуты я ходил взад-вперед, потом сказал своему клиенту:
– Давайте вернемся к настоящему моменту. У нас еще есть кое-какие проблемы, которыми надо заняться.
– Правильно, – согласился он. – Но в самом начале я вам сказал, что по некоторым причинам мне всегда было трудно благодарить людей. Это звучит так, будто я вообще забыл о том, что вы для меня сделали. И мне бы хотелось, чтобы вы знали, что я... кое-чем обязан вам: я имею в виду, что вы нашли дока Мидленда и притащили его сюда. Я не знаю, где вы его откопали и как уговорили, но... спасибо за это тому здоровенному, белоголовому обормоту, который сидит передо мной. Договорились?
– Договорились, – улыбнулся я. – Я позвонил своему приятелю в Лос-Анджелес, и он связал меня с Мидлендом. И нам обоим повезло, что именно с ним, а не с кем-нибудь другим. Но давайте вернемся к главному, Романель. Я видел документ, составленный для вас Уортингтоном. И вы только что сказали, что Чимаррон читал его копию, по-вашему, в четверг вечером, так?
– Вскоре после того, как они меня схватили в моем доме. То есть как раз в четверг вечером. Но я не могу точно восстановить время в первый час или два после этого.
– Особая точность и не нужна. Я понимаю так: увидев вашу подпись на документе, Чимаррон осознал, что, если он прикончит вас сразу, все ваши активы, включая акции «Голден Финикс», перейдут к вашей дочери, и он окажется с большим носом. И я начинаю удивляться, почему он не расправился с вами еще раньше.
– А я уже спрашивал вас, уж не считаете ли вы меня идиотом, Скотт. Видимо, вы до сих пор не уверены на этот счет. Прочитай вы документ внимательнее, вы должны были заметить маленькую оговорку, которая гласит, что в случае, если моя дочь умрет раньше меня, все мое состояние достанется некоему благотворительному обществу.
– Простите, Романель, теперь я вспомнил. В то время я думал о другом.
– Вот и Альда Чимаррон думал о том же. Но я убедился, что он заметил оговорку и понял, что должен беречь Спри как зеницу ока. Я имею в виду «убедился», пока еще был в состоянии убеждаться в чем-либо. Пока у меня в голове не погасли все лампочки, я сообразил, что Альда, раз уж он не может позволить себе убить мою Спри, обязательно постарается не дать ей подписать документ, так как ее подпись означает для него конец. Мои спасительные предчувствия подсказали мне, что она уже его подписала. А если нет – если Альде предстояло иметь дело только со мной, тем более, что он успел привести меня в состояние услужливой готовности к сотрудничеству, – мне лучше было заранее проститься с жизнью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126