Родимое пятно могло сойти за бабочку, с которой до этого поиграла кошка, или которую обработали сильным пестицидом.
– Н... да, – многозначительно заметил я. – Она проделала большой путь от кокона-бутончика до такой... красавицы. Теперь сравним ее конфигурацию с той, что видна на фотографии. Только... куда я ее задевал?
– Да уж сравни, чтобы раз и навсегда поставить точки над "i". He могу же я сидеть так вечно?
– О'кей! Сейчас гляну в спальне.
В спальне ничего не оказалось. Тут я вспомнил, что в моей отделанной кафелем ванной есть одно потайное место за одной из плиток, где я иногда прячу всякие разности. Ну там, документы, фотографии, тысячедолларовые банкноты, если они у меня заводятся. Кажется, именно в моем «сейфе» я видел фото маленькой Спри, когда клал туда фотографии голой Кей Денвер, чтобы не таскать их повсюду с собой.
Еще и Кей. Вот уж правильно говорят: не было ни цента – и вдруг миллион. Я опять потряс головой как шелудивый пес, которого укусила за ухо блоха. Моя жизнь либо пошла наперекосяк, либо наоборот я попал в очень интересную, но пока что непонятную мне струю. Как бы меня ею не смыло.
И еще одно беспокоило меня: я ни разу не взглянул на фотографию шестилетней Спри через увеличительное стекло. Все, что я заметил на ее тщедушной груди – это какое-то бесформенное, похожее на грязь, пятно. Ничего даже отдаленно напоминающего уставшую бабочку, только что перелетевшую Анды. При более профессиональном подходе мне следовало серьезно изучить это пятно и поглядеть, экстраполируется ли оно в то, что только что увидел на прекрасной груди взрослой женщины, от которой я окосел, если не физически, то умственно уж точно.
Наконец я начал соображать рационально. Мне и в самом деле нужно убедиться до конца, чтобы затем убедить других. Естественно, мне очень хотелось, чтобы эта чудесная девушка, сидевшая сейчас в моей гостиной, оказалась настоящей Спри – той самой девчушкой у бассейна, только 20 лет спустя. Но тут мерзкой змеей в душу заползло сомнение. А вдруг эти чертовы пятна, куколки, бабочки не совпадут? Тогда это чудо в соседней комнате окажется самой умелой фальсификацией в мире? И я буду вынужден вместо адвоката и отца препроводить ее в тюрьму? Но я же не смогу заставить себя сделать это!
– В тюрьму? – эхом отозвалась Спри. – Ты, кажется, произнес слово «тюрьма»?
Я и сам не заметил, как достал фотографии и вернулся в гостиную.
– Откуда ты это взяла? – ошарашенно спросил я. – Ты что, умеешь читать чужие мысли? Надеюсь, ты не прочитала их все?
– Да нет... Просто ты что-то бормотал, и я уловила только слово «тюрьма». Я думала, ты разговаривал со мной.
– Нет, не с тобой. А что, я действительно бормотал вслух?
– А как еще можно бормотать?
– Спри, я серьезно.
– Да, очень тихо. Может быть, ты просто думал... вслух. Что-то насчет «тюрьмы» и того, что «не сможешь это сделать».
– Ах, только это. Как говорится, достукался. Вот что бывает, когда берешься за несколько дел сразу. Во всяком случае, я рад, что ты не читаешь чужие мысли. А то мне бы пришел полный конец. Да и любому на моем месте.
– Так об этой фотографии ты говорил? Дай-ка взглянуть.
– Сейчас! Одну минуточку!
Я опрометью кинулся в спальню, открыл ящик прикроватной тумбочки, схватил мощную лупу и уставился через нее на цыплячью грудь маленькой Спри. И что же вы думаете?

Глава 7

Эврика! Ни малейшего сомнения! Это та же самая бабочка! Ну, может быть, почти та же самая. Верхнее крыло сейчас, конечно, стало гораздо больше по вполне понятной причине – за прошедшие 20 лет и сама Спри стала больше, особенно та ее часть, на которую села отдохнуть перелетевшая через Анды капустница, махаон или как там их еще называют. В остальном же оба родимых пятна имели одинаковую конфигурацию. Я возрадовался, как будто выиграл миллион или два. Мне, признаюсь, стало так хорошо, что я пару раз вмазал кулаком по стене и поспешил обратно в гостиную.
– Эврика! – вновь воскликнул я, возбужденно расхаживая по золотистому ковру перед симпатичной, красивой, восхитительной, роскошно-умопомрачительной Мишелью Эспри Романель, потрясая фотографией в одной руке и лупой, которую держал в другой.
– Эврика? – эхом отозвалась она. – Это еще кто такая?
– Не «такая», глупышка. Это просто означает «открыл!». Я нашел твою фотографию.
– Это не значит, что ты должен был биться об стену головой.
– А что, разве было слышно? Вот такая у меня лобная кость, как у слона.
Она осветила меня белозубой улыбкой и с усмешкой проговорила:
– Я уж было подумала, что в это дело замешана еще и третья женщина Эвридика. Оказывается, ты кричал, как Архимед, только что вылезший из бочки.
– В бочке сидел Диоген...
– Так ты нашел снимок? Ну и что же?
– Нет. Эврика.
– Ничего не понимаю...
– Тебе ничего и не нужно понимать, Спри, дорогуша. Вот оно – до-ка-за-тель-ство! И я протянул ей пожелтевшую и поблекшую за столько лет фотокарточку, как мне показалось. Но черт! Порой рефлексы подводят меня, когда я перевозбужден или глубоко о чем-то задумаюсь. Вот и сейчас, вместо левой руки с фотокарточкой, я протянул ей правую, с лупой. Здоровенное стекло, сантиметров двадцать в диаметре, на длинной черной ручке почти коснулось ее оголенной груди, увеличив то, что я видел, еще раз в двадцать.
– Шелл! – воскликнула Спри. – Что ты делаешь? Неужели тебе мало?!
– Да нет, теперь вполне достаточно, – успокоил я ее, глядя в сторону. Потом повернулся к ней и, увидев ее удивленно распахнутые глаза, поспешно извинился:
– О, извини, дорогая. Я просто протянул тебе не ту руку. Хотя увеличительное стекло тебе тоже понадобится. Взгляни через него на это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126