Звук был по-настоящему ужасный, как будто на пол шлепнулся большой арбуз, однако на первый взгляд череп не раскололся. Ковбой сник и обмяк, даже немного удобнее растянулся в кресле, и все. Он продолжал дышать, жесткие усы подрагивали, губы по-прежнему слегка смыкались и размыкались, когда через них с тихим хрипом проходил воздух.
Я бесшумно подскочил к кровати и опустился на колени. Его глаза следили за мной, но все еще оставались пустыми, как стеклянные фары. «Романель, – прошипел я. – Клод Романель, вы можете разговаривать?»
Его губы пошевелились. Я схватил его за грудки и, подложив руку под спину, привел его в сидячее положение. Он пытался что-то сказать, но смог издать только невнятные мурлыкающие звуки. С нижней губы стекала слюна, она прочерчивала блестящую полоску пенящейся влаги на подбородке и капала на его зеленый халат.
– Я Шелл Скотт, – снова сказал я. – Помните, вы наняли меня по телефону?
Он явно хотел со мной пообщаться, но из его мокрого рта выходили бессвязные звуки и ничего вразумительного. Поэтому я бросил попытки связаться с ним, поднял его и усадил в кресло-каталку. Широкие кожаные ремни были закреплены надежно – один к сиденью, другой к спинке кресла. За считанные секунды я обхватил нижним ремнем бедра Романеля, а верхним – грудь.
Потом я задрапировал его вместе с головой зеленой накидкой, которую держал все время при себе. Таким образом, оказалось закрытым не только его тело, но и большая часть каталки. Конечно, я не рассчитывал запудрить мозги тем, кто мог мне встретиться, чтобы они подумали, будто я везу корзину с бельем или пищевые отходы, но, по крайней мере, это поможет на какое-то время скрыть, что или кого я волоку по больничному коридору.
Я выкатил Романеля из комнаты мимо ковбоя, у которого по-прежнему был вид крепко спящего человека, затем подкатил коляску к двери, ведущей в коридор, широко распахнул ее и выглянул наружу. В коридоре никого не было.
Я не имел никакого представления о том, сколько прошло времени с тех пор, как я проскочил мимо Блисса и Чимаррона. Пять минут? Больше? Меньше? Возможно, что они закончили свои дела в той комнате и перешли в последнюю. Впрочем, это неважно: назад хода у меня нет.
Поэтому я выкатил кресло в сверкающий лаком и чистотой коридор и, набирая скорость, помчался вперед мелкой рысью, держась за ручки позади болтающейся, прикрытой тканью головы Романеля, чтобы капризная телега не врезалась в стену и не перевернулась. Кресла-каталки не рассчитаны на перевозки со скоростью одна миля в час, а управление ими требует так много внимания, что сначала я заметил доктора Блисса только краешком глаза, когда тот вышел из последней комнаты по левую сторону от меня в конце коридора.
К тому моменту, как я его увидел, нас разделяло не более четырех метров, и я обошел его справа и помчался к лифту, успев бросить взгляд в комнату за его спиной. Как раз в это время Альда Чимаррон поднимался со стула, на котором, очевидно, отдыхала эта масса весом в тону или около того, состоящая из мышц и костей, ожидая, пока Блисс закончит там свои дела. Чимаррон не смотрел в мою сторону, и я молнией пролетел мимо. Но понимал, что это временная ситуация.
Дело в том, что когда я увидел Блисса, он тоже увидел меня, и спустя краткое мгновение потрясенного молчания, потребовавшегося ему, чтобы въехать в происходящее и понять, что глаза его не обманывают, он испустил высокий, но чрезвычайно пронзительный вопль, который, вероятно, долетел аж до самого морга, и, безусловно, информировал Чимаррона о том, что происходит нечто невероятное и неприятное.
А вопил он примерно следующее: «Господи Боже ты мой, это Скотт... это Шелл Скотт... Альда, это клянусь Господом... это Шелл Скотт там, в этом дурацком коридоре, и он...»
Остального я не слышал. Вернее, слышал, но не понял, так как был увлечен тем, что пытался затормозить перед лифтом. Ведь я совершил бешеную, спринтерскую гонку, скользя и лавируя на гладком полу, влекомый вперед массой коляски и плюс к тому немалым весом Романеля. Будь все проклято, успел подумать я какой-то, уже не принадлежавшей мне частью мозга, если до сего момента мне удалось сохранить жизнь своему покалеченному клиенту, а тут, не приведи Господи, каталка врежется в дверь и убьет его.
Но я сумел затормозить без аварии, только слегка стукнул колесами о закрытую дверь. Голова Романеля под покрывалом качнулась вперед, затем назад, я впервые услышал звуки, которые он издавал, и понял, что он издавал их в продолжение всего бегства. Это были еще не слова, а только звуки, но в них не было ни радости, ни довольства. Хотя вряд ли можно было ругать за это мужика: я его привязал, набросил на голову тряпку и погнал вперед, как водитель такси в Мексико-Сити.
Но у меня не было времени вслушиваться в то, что бормотал Романель. Я ткнул пальцем кнопку «Вниз», чтобы спустить лифт, затем круто развернулся и подскочил к открытому, но пока еще пустому дверному проему последней комнаты, снова миновав доктора Блисса и не обратив на него ни малейшего внимания. Блисс меня не интересовал, несмотря на то, что он был хирург и наверняка имел при себе парочку скальпелей. Беспокоил меня тот парень, который слышал вопль доктора насчет «Шелла Скотта», и он должен был вот-вот вывалиться в коридор, как бетономешалка, как снежный обвал, как вторая, наиболее мощная и опасная часть землетрясения, как...
Нет, не «вот-вот», а уже сейчас. Он уже появился. И вид его действительно был ужасен. Он уже качнулся вперед, готовый раздавить что-нибудь всмятку, вытянув руки и скрючив пальцы – вот в каком виде он нарисовался в коридоре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126