У меня больше не было вопросов к нему, но, думаю, один или два вопроса я мог бы задать Эйле.
-- Где, черт возьми, желто-кремовая?-- вдруг заорал Питер.. Я вздрогнул.
-- Что?
-- Желто-кремовая. Ну что же тут творится?
Он переворошил длинную коробку, заполненную сморщенными тюбиками.
-- Эйла, где, черт возьми, желто-кремовая?
Она пожала плечами и приподнялась на локте. Ее длинные волосы волнами стекали на белое плечо.
-- Черт,-- воскликнул Питер и выскочил из комнаты.
В передней раздался звук хлопнувшей двери. Эйла взглянула на меня. Я спросил через несколько секунд:
-- Куда он ушел?
-- Наверное, в гараж. У него там краски и всякий хлам.
-- А-а. Только в гараж.
Она улыбнулась. Это было не просто обольстительная улыбка. Ей благоволил сам дьявол. И улыбка казалась обольстительно прекрасной.
-- Мистер Логан,-- произнесла она.
-- Да?
-- Идите сюда.
Ее голос напоминал трепещущее контральто. Он был глубоким и мягким, как темнота -- как чернота. Он походил на черноту ее волос, бровей и огромных печальных глаз. Я подошел к дивану.
-- Присаживайтесь,-- предложила она.
Я сел рядом с ней, и она прошептала:
-- Смотрите на меня.
Эти слова удивили меня? Я ожидал, она скажет что-нибудь иное.
-- Что вы сказали?
Дыхание бессознательно замедлилось.
-- Смотрите на меня, мистер Логан. Просто смотрите на меня. Вы понимаете?
Она говорила очень медленно, почти лениво.
-- Нет, ничего не понимаю...
Какой странный разговор.
Она откинулась на локти, затем легла на спину, сложила руки по бокам и вытянула ноги.
-- Мне нравится, когда на меня смотрят, мистер Логан. Мне нравится, когда мужчина смотрит на меня.
Она облизала губы и улыбнулась.
-- Вот почему я так себя веду. Я наслаждаюсь. Это наполняет меня радостью.
Секунду она молчала.
-- Питер смотрит сквозь меня. А вы нет. Я знаю, вас возбуждает мое тело. Правда? Возбуждает? Вы возбуждены?
-- Да. Конечно, Эйла.
-- А вас зовут Марк?
-- Да.
-- Смотрите на меня, Марк. Сядьте ближе... еще ближе, Марк.
Я придвинулся к ней, рассматривая ее странное и прекрасное лицо, изящную бесстыдную белизну ее тела. Я провел ладонью по ее талии и погладил взбухший холмик груди. Она медленно поворачивала голову из стороны в сторону, не отрывая глаз от меня.
-- Нет, не прикасайтесь ко мне. Не сейчас, Марк.
Она взяла мою ладонь, отвела ее в сторону и снова разбросала руки по бокам. Ее кожа сияла в свете лампы. Пока я смотрел на нее, она подняла одну ногу, согнула ее в колене, медленно скользнула голой ступней по материи дивана и опустила ее вниз. Затем подняла и опустила другую. Я взглянул в ее лицо. Она закрыла глаза и по-прежнему улыбалась.
Я коснулся ее бедра, почти непроизвольно погладил кожу, и она открыла веки. Эйла смотрела на меня и медленно облизывала губы.
-- Правильно,-- прошептала она.-- Сейчас правильно, Марк.
Я склонился над ней. И вдруг в передней хлопнула дверь.
Лицо Эйлы не изменилось, но я скатился с дивана и вскочил на ноги.
-- Я... лучше уйду.
-- Не думай о нем.
-- Что?
-- Не думай о Питере. Для него я только модель. Останься.
Я покачал головой. Питер вошел в комнату. Он сжал в руке серебристый тюбик и погрозил им в нашу сторону.
-- Желто-кремовая,-- весело закричал он.
Мне захотелось врезать ему в челюсть.
Питер начал размазывать на холсте пятна желтого цвета. Эйла вернулась в прежнюю позу. Через минуту или две она повернула голову и взглянула на меня. Ее ярко-красные губы томно сложились в улыбку. Потом она снова отвернулась. Длинные алые ногти мягко царапали ткань. Пальцы двигались, и я слышал шуршащий звук, который они создавали.
Питер пятнал картину. Я повернулся и ушел.
x x x
В баре на бульваре, даже не почувствовав вкуса, я проглотил гамбургер и кружку черного кофе. Несколько минут ум терзали мысли об Энн Вэзер, потом об Эйле Вайчек. На душе стало невыносимо. И тогда я отправился домой -- в меблированные комнаты Гордона.
Разбудив клерка за дежурным столом, я получил ключ и поднялся на лифте на пятый этаж. Войдя в комнату, я запер за собой дверь и нащупал небольшую настольную лампу. Выключатель щелкнул, но ничего не произошло. Комната оставалась темной, и я предположил, что перегорела лампочка. Пожав плечами, я похлопал по стене и нашел настенный выключатель. Палец нажал на него, и вновь ничего не случилось -- только слабый щелчок в темноте. Я беспомощно осмотрелся, затем меня озарила догадка. Я автоматически втянул голову в плечи, вспомнив свет на лестнице внизу и в коридоре за дверью. Я пригнулся и потянулся за револьвером, но позади меня в воздухе что-то просвистело, и моя голова взорвалась.
Я плыл...плыл...а моя голова пульсировала и трещала, словно ее сжимали в тисках. Перед глазами воронкой клубилась паутина. Череп казался необъятным, но он был сжат, ныл от боли и рассыпался на куски. Я услышал рядом с собой какой-то шум и попытался открыть глаза.
Ни мысли, ни проблеска света. Хотел подняться, но не смог пошевелиться. Кто-то связывал меня, прижимая к полу. Голова дернулась, черный мир прыгнул на меня, и я почувствовал ладони на своей руке. Ощутил прикосновение этих ладоней к своей коже. Они были не на рубашке и на пиджаке, а на коже. Но разве я снимал пиджак? Как долго я лежу? Мне захотелось подняться, хотелось разобраться, что происходит.
Потом у меня заболела рука. То была внезапная боль, резкая, как игла -она впивалась в мою плоть. Прямо на сгибе руки, прямо в вену. Неудержимая паника охватила меня, и я вспомнил похлопывание Брюса по локтю...и его объяснения. Боль в руке -- там, где Брюс говорил... О, нет! Я, наверное, схожу с ума. Это невозможно.
Я по-прежнему ничего не видел, но в моих глазах вспыхивал свет, в голове пульсировало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46