плюс — огромное количество фотографий. На первой стене висела огромная цветная фотография Джонни Троя, на которой он выглядел сексуальным, как сатир; четырнадцать его золотых дисков протянулись в линеечку вправо и влево от портрета. Осталось место еще для шести-семи штук, и я решил, что в скором времени он их получит.
Под портретом стоял огромный черный диван; два таких же кресла виднелись у противоположной стены, а третье было придвинуто к колоссальному письменному столу, за которым восседал Юлиус Себастьян.
Я сотни раз видел его по телевидению и на снимках в газетах и журналах, но лично — впервые. Он произвел на меня большое впечатление. В нем чувствовалось тепло, жизнелюбие, внутренняя сила, которую не могли передать ни пленка, ни телекамера. Когда я вошел, он поднялся из-за стола с обаятельной улыбкой.
— Мистер Скотт? Я бы вас все равно узнал.
Как вам это нравится? И это говорил человек, челюсть которого известна повсюду от Аляски до Мексики!
— Хэллоу, мистер Себастьян! С вашей стороны было очень любезно согласиться меня принять.
Мы обменялись рукопожатиями. Себастьяну было лет пятьдесят; приблизительно моего роста, но очень худощавый; на нем великолепно сшитый темно-серый пиджак с искоркой и более светлые брюки; голубая рубашка с аккуратно завязанным галстуком. Длинные волосы с проседью на висках, зачесанные за уши. Глаза черные, как грех; дьявольски красив. Пожалуй, его портило слегка сардоническое выражение, как будто он смотрел на весь окружающий мир — и на меня в том числе — пренебрежительно. Однако в его голосе и манерах это не ощущалось.
— Проходите и садитесь, мистер Скотт, — сказал он. Я заметил, что он слегка шепелявит, с каким-то присвистом произносит звук «с», и это получается у него даже мило.
Он возвратился на свое место за столом, а я устроился в черном кресле.
— Секретарь предупредил, что вас интересует Чарли Вайт, — продолжал он. — Вы представляете его наследников?
Наследников? Об этом я даже не подумал.
— Он был... он оставил значительное состояние?
— Миллион или два, как мне кажется.
Мне понравилось, как это было сказано. Человек с размахом. «Миллион или два». Господи, разница между двумя миллионами и одним равняется целому миллиону!
Вслух я произнес:
— Вообще-то я не занимаюсь его состоянием: во всяком случае, пока. Меня интересует лишь факт смерти мистера Байта. Естественно, вы знали его хорошо, и если имелись основания предположить, что он погиб не в результате несчастного случая...
— Несчастного случая? Что же еще это могло быть?
Он махнул грациозно узкой рукой с длинными пальцами, как будто отбрасывая прочь такой вопрос. Я обратил внимание, что кожа у него на лице и руках была удивительно гладкой и чистой, ухоженной, без всяких морщин, как будто ее сшил дорогой портной.
— Любая смерть бывает вызвана одной из четырех причин, — ответил я, — естественные причины, несчастный случай, самоубийство и убийство. Я должен рассмотреть три последних возможности.
— Понятно. Полагаю, вы представляете родственника?
Ясно, что я не слишком-то бойко добираюсь до сути дела. У Себастьяна явная тенденция говорить много, ничего не сказав. Во всяком случае, пока было так.
— Я представляю клиента, — ответил я, — по имени...
На этом я закончил. Не знаю уж почему, но я неожиданно решил не называть ему имени. Усмехнувшись, я добавил:
— Клиент.
— Я не намерен что-либо выяснять, мистер Скотт. Личность вашего клиента, естественно, не представляет для меня интереса.
Это было сказано вежливо, с белозубой улыбкой, но в его глазах я заметил какой-то недобрый блеск, после этого он заговорил еще более спокойно.
— Я переговорил с полицией, — сказал я, — они считают, что смерть мистера Байта была несчастным случаем, поскольку нет доказательств противного. Однако мне известно, что он был на обследовании у доктора Мордехая Питерса.
— Что? Вы...
Он остановился. В конце концов его невозмутимость не была такой непробиваемой. Мои слова его подстегнули, он даже не сумел справиться с удивлением.
— Каким образом вы это узнали???
— Узнал, как видите...
— Вы уверены? Обследование? Фантастика! С чего бы ему обследоваться?
— Можете меня не спрашивать. Я надеялся, что вы сумеете мне объяснить.
Он покачал головой.
— Только не я. Я не имею понятия.
Он замолчал, медленно пригладил волосы красивой рукой.
— Ага. Вы допускаете, что, возможно, он покончил с собой? Я прав?
— Пока я ничего не допускаю, мистер Себастьян. Вы часто с ним виделись, так ведь?
— Почти каждый день. Думаю, я угадываю ваш следующий вопрос, мистер Скотт. Нет, он не производил впечатления ни безумного, ни психически неуравновешенного человека. Я уверен, что его смерть произошла в результате несчастного случая.
— Что вы скажете про убийство?
— Убий...
Он заморгал, закрыл глаза и открыл их. Люди частенько реагируют таким образом, а то еще драматичнее: вздымают к небу руки и кричат: «Убийство? Убийство! Ох и ах!» — как будто они никогда не слыхали, что людей убивают. Полагаю, я больше привык к этому слову и к этому печальному факту, чем большинство людей.
Наконец Себастьян сказал:
— Но это же фантастика! Кто бы...
Телефон на его столе зазвонил. Он сказал: «Извините!» — взял трубку и заговорил. Впрочем, он больше слушал.1 В то время как он договаривался о какой-то миллионной сделке или о чем-то еще, я стал внимательно осматривать его офис.
За спиной Себастьяна находилась пара высоких окон, от пола до потолка, разделенных двухметровым проемом стены. Во всяком случае, это была когда-то стена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45