Вдали расцвела еще одна вспышка. Кто-то устраивал фейерверк – ночь Гая Фокса была два дня назад, но многие переносили празднование ближе к пятнице или субботе и отмечали уже после традиционного пятого ноября. Прислонившись к подоконнику, я скрестила руки на груди и стала смотреть.
– У вас грустный вид, Кейт.
Я вздрогнула, что мне совершенно не свойственно, и обернулась. Голос был мужской, но я почему-то ожидала увидеть реинкарнацию мисс Хеггис.
Сувиндер Дзунг, сам немного грустный и утомленный, стоял подле бильярдного стола. Он был, как всегда, в костюме, заказанном на Сэвил-Роу, но с ослабленным галстуком, в расстегнутом жилете и растрепанными волосами. Я разозлилась на себя: могла бы услышать, как он вошел, или заметить его отражение.
– Разве у меня был грустный вид? – спросила я, выигрывая время, чтобы собраться с мыслями.
– Мне так показалось. На что вы смотрите? – Он подошел ко мне и стал рядом. Я вспомнила, как накануне, на террасе, когда фейерверки запускали у нас, он обнял меня за талию. На всякий случай я сделала шаг в сторону – якобы для того, чтобы он тоже мог посмотреть в окно, однако тут же поняла, что истинный смысл этого движения от него не укрылся. Он слегка улыбнулся, вероятно, в знак извинения, и не предпринял попыток ко мне прикоснуться. У меня не было уверенности, помнит ли он наш ночной разговор.
– Фейерверк,-отозвалась я,-посмотрите.
– Да, действительно. «Запомни, запомни предателя Гая и Заговор пороховой» – и далее по тексту.
– И далее по тексту, – согласилась я. Возникла неловкая пауза. – Отсюда прекрасный вид, учитывая, что это бильярдная, – сказала я. Он вопросительно посмотрел на меня. – Обычно их устраивают на первом этаже, из-за тяжести, – пояснила я.
Он кивнул и задумался.
– Вы, вероятно, католичка, Кейт?
– Что-что?
– У вас был такой грустный вид. Заговор, в котором принимал участие Гай Фокс, был попыткой вернуть на английский трон католическую династию, разве нет? Я подумал, может быть, вы переживаете, что ему не удалось взорвать здание Парламента.
– Нет, принц, – улыбнулась я. – Католичкой я никогда не была.
– Понимаю, – он вздохнул и стал смотреть в окно, на далекие огоньки. От него едва уловимо пахло дымом и какими-то старомодными духами. Его глаза казались темными и запавшими. Похоже было, он глубоко задумался. – Ну, ладно.
– Вы и сами что-то не веселы, принц, – произнесла я, помедлив. – Долгий день?
– Очень, – ответил он. – Очень долгий. – Сувиндер неотрывно смотрел в окно. Потом прочистил горло. – О, дорогая Кейт.
– Да, Сувиндер?
– По поводу нашего ночного телефонного разговора.
Я подняла руки к груди, словно готовясь принять пас в баскетбольном матче.
– Сувиндер, – отозвалась я, – все в порядке. – Я надеялась, что закрою эту тему, если вот так подниму руки, скажу эту фразу и плюс к тому посмотрю на него с сочувствием и пониманием, но, по всей видимости, принц подготовил свою речь заранее. Терпеть не могу, когда все запрограммировано.
– Надеюсь, вы не обиделись.
– Ничуть, принц. Как я вам и сказала, меня просто раздосадовал ночной звонок, но выраженные вами чувства мне весьма польстили.
– Эти чувства, – он сглотнул, – совершенно искренни, но были плохо выражены.
– Их искренность, Сувиндер, с лихвой перекрывает все остальное, – заявила я, сама удивившись собственной формулировке. Принцу она, видимо, тоже понравилась. Он опять посмотрел в окно. Мы вместе наблюдали, как взлетают и рассыпаются искры.
Меня начали одолевать мысли о том, как высоко мы сейчас находимся, о скалах и утесах, о гряде холмов, отделяющей нас от города, когда он вдруг спросил:
– Здесь вся местность такая плоская, да? Я внимательно посмотрела на него.
– Скучаете по дому, Сувиндер?
– Пожалуй, да, немного скучаю. – Он встретился со мной взглядом и тут же отвернулся. – А вы, Кейт, в Тулане были только один раз, верно?
– Да, только в тот раз, и то недолго.
– Тогда был сезон дождей. Вы не видели мою страну, когда там красивее всего. Вам обязательно нужно еще раз туда съездить. В это время года у нас очень красиво.
– Не сомневаюсь. Как-нибудь приеду.
– Это будет для меня огромной радостью. – На его лице мелькнула улыбка.
– Вы очень добры, Сувиндер. Он прикусил губу.
– Итак, Кейт, дорогая, может быть, вы мне скажете, почему у вас был такой подавленный вид?
Не знаю, то ли я скрытная от природы, то ли за время работы у меня сложилась привычка быть всегда настороже и никому не открывать душу, но, как правило, я не распространяюсь о том, что у меня за кадром (как выразились бы в Голливуде). Так или иначе, я ответила:
– Фейерверки всегда навевают на меня легкую грусть. Это, конечно, всегда праздник, Ко немного грустный.
– Что же в нем грустного? – недоуменно развел руками Сувиндер
– Наверное, воспоминания детства. У нас вечно не хватало денег на фейерверки, да и вообще мама никакой пиротехники терпеть не могла; она даже от грома под кухонным столом пряталась. Единственный раз в жизни мне дали пару петард. И одной из них меня угораздило обжечься. На всю жизнь шрам остался, видите? – Я показала ему левое запястье.
– Надо же… Где-где, простите?
– Вот здесь. Конечно, совсем маленький, скорее на родинку похож, но все равно.
– Грустно, когда детство проходит без фейерверков.
Я покачала головой.
– Да нет, дело не в этом. Мы с ребятами выходили из положения так: каждый год шестого ноября обегали наш городок и собирали использованную пиротехнику. Выкапывали из земли римские свечи, прочесывали окрестные леса и сады в поисках ракет. Каждый пустырь обшаривали – искали эти яркие картонные трубочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109