Рядом с опускающимся окном пилота на корпусе было маленькое гнездо; когда в него вставляли древко с туланским флагом, самолет тут же превращался в правительственный. Его прозвали «Отто». На самом деле, он не выглядел таким уж примитивным – ну, если не смотреть на его винт, пару-другую странных вмятин на фюзеляже и неубирающееся шасси, – но потом работники наземной службы открыли носовой отсек, и там, вместо радара, радиопеленгаторов и устройств для слепой посадки, которые я наивно ожидала увидеть, оказалось только пустое место.
Когда я в прошлый раз села в «Отто» – дело было в Бангладеше, в аэропорту Дакки, – сразу после DC 10 Пакистанских авиалиний (тогда был ужасный полет и безупречная посадка), в салоне, помимо меня, оказались еще пьяные туланские чиновники (их было шестеро; впоследствии выяснилось, что они составляли ровно половину туланской государственной службы), двое жрецов в желто-шафрановых одеяниях, странных головных уборах (в руках они держали пластиковые пакеты, набитые блоками сигарет из беспошлинного магазина), пара крестьянок, которых в полете пришлось уговаривать не зажигать примус для заварки чая, мелкий, но вонючий козел и двое перепуганных поросят, которые всю дорогу визжали и гадили. Да, чуть не забыла: на полу стоял садок с курами – каждая из этих птиц громогласно сетовала, что вынуждена доверить свою куриную жизнь столь ненадежному аппарату.
В общем, было весело.
На этот раз я летела в одиночестве, хотя за последним рядом шатких сидений громоздились закрытые сеткой ящики, а на двух передних рядах лежали мешки с почтой. Оба пилота – те же маленькие улыбчивые туланцы, что и в прошлый раз, – приветствовали меня как старинную знакомую. Перед полетом меня ознакомили с правилами безопасности; они состояли в том, что, если вдруг я найду инструкцию по безопасности (вообще-то, скорее всего, последнюю инструкцию съел либо козел, либо ребенок, но мало ли, вдруг просто валяется где-нибудь на полу), не могла бы я отдать ее им? А то у них грядет проверка, а эти чиновники из Управления гражданской авиации – такие невозможные придиры!
Я пообещала, что в том маловероятном случае, если во время полета вдруг открою глаза, то непременно проверю, не пролетают ли мимо меня и не прилипли ли к потолку из-за мертвой петли ламинированные или просто ксерокопированные листки инструкций.
Пилотов это очень позабавило. Пока они стучали по приборам, почесывали лбы и озабоченно посвистывали сквозь зубы, я наклонилась так близко, как только могла решиться, к заляпанному подозрительными пятнами стеклу иллюминатора и стала смотреть, как обтекаемый, сверкающий «лир» отвернул свой набитый электроникой нос, быстро завел двигатели и помчался по взлетной полосе. Подозреваю, что в этот момент на моем лице было написано отчаянное сожаление, будто я в миг умопомрачения обменяла ящик коллекционного шампанского «Крюг» на литр игристого «Асти Спуманте».
– Вы хотеть, чтобы мы дверь оставить открыта? – спросил второй пилот, повернувшись ко мне. Он явно наелся чеснока.
– Это еще зачем?
– Чтобы вы лучше видеть вид.
Я бросила взгляд туда, где между его сиденьем и сиденьем первого пилота виднелся кусочек лобового стекла, и ясно представила, как в него полетят камни и снег.
– Нет-нет, благодарю вас.
– Ну, ладно.
Он рывками задвинул дверь. В сравнении с ней солнцезащитный щиток любого автомобиля мог бы показаться прочнее.
– Дядя Фредди?
– Катрин, ты где?
– В летающей колымаге, направляюсь к самым высоким горам в мире.
– То-то, я слышу, шумно. В «Тарке», что ли?
– Где-где?
– Нет, погоди, у них же теперь новый самолет.
– Это – новый самолет?
– Ну да, «Тарка» давным-давно разбилась. Все погибли.
– Это обнадеживает… Я тебя ни от чего не отвлекаю, дядя Фредди?
– Нет, конечно, девочка моя. Извини, если я тебя растревожил.
– Ничего страшного. По крайней мере, могу теперь не притворяться – честно сказать, звоню в основном для того, чтобы хоть как-то отвлечься от полета.
– Тебя можно понять.
– Но, кроме того, хотела вернуться к той шотландской теме, которую мы обсуждали на рыбалке, помнишь?
– На рыбалке? О да! Кто бы мог подумать, что в это время года можно поймать форель!
– Действительно, никто. Ты помнишь, о чем конкретно мы говорили?
– Разумеется. О чем же конкретно?
– Ой, воздушная яма, что ли. Одну минутку, мне на колени свалился почтовый мешок. Сейчас пристегну его в соседнем кресле… готово. Так вот, ты связался с Брюсселем?
– А как же. Твой человек сейчас на пути… ну-у… туда, где ты была.
– Хорошо. Господи!
– Кейт, ты жива?
– Гора… уж очень близко.
– Вот оно что. Да, зрелищный полет, верно?
– Не то слово.
– А твой приятель Сувиндер уже вернулся?
– Видимо, нет – он в Париже. Вернется через несколько дней. Постараюсь уехать до его прибытия.
– Смотри не наткнись на хоругви.
– Это еще что?
– Ну, священные стяги. В аэропорту. И вокруг. Очень живописные. Они во множестве вывешивают эти хоругви там, где, по их мнению, людям может понадобиться моральная поддержка.
– Вот оно что.
– Да ты не волнуйся: не зря же говорят, что на машине больше шансов разбиться, чем на самолете.
– Зато из машины больше шансов выпрыгнуть, дядя Фредди.
– А, ну да, наверно. Можно и так сказать.
– М-да, это просто к слову. Как там в Йоркшире?
– Дожди льют. В «понтиаке» шатунный вкладыш надо сменить.
– Да что ты говоришь? Надо же.
– Сдается мне, ты нервничаешь, детка.
– Ха! С чего ты взял?
– Попробуй-ка соснуть.
– Соснуть?
– Чудеса творит. Или можно в стельку напиться. Но это, конечно, надо делать заранее, еще до полета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109