– Стольких трудов не жалко? Я знаю, что ты твердишь, что уйдешь когда-то без сожаления. Но уйти красиво, или быть вывалянным в грязи и вышвырнутым за борт, есть разница? Кстати, Дима, не забывай, что и для кого-то ещё эта разница есть. Ты не только сам влипаешь, ты и отцу, и матери, и мне репутацию подмачиваешь. Что тебе ещё сказать?
– Вся жизнь коту под хвост, – Дима откинулся в кресле и прикрыл глаза. – Зачем я вчера туда пошел…
– Это теперь уже значения не имеет, зачем ты туда пошел, – отец посмотрел исподлобья. – Главное, что пошел, и что из этого вышло. Нужно решать, что теперь делать. Михаил Андреевич прав, слишком многое ставится под удар. Мамаша этой девицы слишком хорошо всё рассчитала.
– Или девица, – подала голос мать.
– Или девица. Факт тот, что они это хорошо рассчитали. Что будем делать?
– Не знаю…
– Хотите, скажу, что? – в комнату вошел Коля.
– А ты что здесь делаешь?! Почему не в университете?! – отец строго посмотрел на Колю. – Лавры брата покоя не дают?
– Дают. Пока вы с мамой обзванивали всё, я сказал, что иду в универ, а сам спокойно хлопнул дверью и вернулся в свою комнату. Как, по-твоему, па, мог я уйти в такой момент? – невозмутимо поинтересовался Коля. – Не мог. А потом я просто стоял за дверью и слушал, что вы решите.
– Коленька, мы, наверное, сами решим, что делать, – мягко сказала мать. – Это взрослое дело.
– Ну, конечно, я ещё маленький! – обиженно фыркнул Коля. – А я хороший выход придумал. Ну, не хотите, как хотите! Лучше пусть Димку из института выгонят, посадят, папу с работы снимут, Махал Андреичу тоже всё испортим…
– Колян, помолчи, а? – Дима устало взглянул на брата. – Я тут влип, а ты в шпионов играешь…
– Подождите, пусть скажет, вдруг что-то дельное, – вмешался Михаил Андреевич. – Говори, Коля.
– Смотрите на вещи проще, – совершенно серьезно сказал Коля. – Они хотят, чтобы Димка женился. Пообещайте, что женится, но только, когда закончит институт. Пусть встречается с ней раза два в неделю. Только ты, Димка, встречайся с ней при матери, часиков в пять вечера, на долго не задерживайся (режим ты соблюдаешь) и, ни Боже мой, не оставайся ночевать. А потом, даже через полгода, поздно будет что-нибудь рассказывать. Вот тогда-то ты потихоньку с ней и попрощаешься. И волки сыты, и овцы целы, и пастуху светлая память.
– Сынок, а ведь это выход! – отец даже улыбнулся.
– Выход! – согласился Михаил Андреевич. – Колька, ну ты и голова! Точно уж, устами младенца истина глаголет!
– Поиграешь, Дима в жениха, – сказал отец. – Только постарайся с Лесей объясниться. Я думаю, она – девочка умная, всё поймет. Если осложнения возникнут, попробую я объяснить, что к чему. Нам сейчас главное, чтобы они замяли всё со своими липовыми доказательствами. Согласен?
– Можно подумать у меня есть выбор… – вздохнул Дима. – А теперь можно мне пойти и полежать? Голова очень сильно болит.
– Не мутит больше? – глядя на него с нескрываемой жалостью, спросила мать.
– Нет, только голова.
– Ладно, иди, – разрешил отец.
– Или, иди, – поддержал его Михаил Андреевич. – Мы с батей ещё покалякаем, а я тебе завтра в институте расскажу, что почем. Выздоравливай.

Глава 10

Лолита сидела и красила ноги с таким невозмутимым видом, будто ничего не произошло, а дрожал и плакал кто-то другой. Мать гремела на кухне кастрюлями. Время приближалось к пяти часам. Мать зашла в комнату, на ходу вытирая руки фартуком. Лолита искоса взглянула на неё и подумала, что вот так, как сейчас, мать похожа на какую-то колхозницу – полноватая, лицо без макияжа с уже наметившимися морщинами, пахнет от неё чем-то жареным, ещё и фартук, которым она вытирает красные руки. «И что в ней только Жорка нашел? Селом была, селом и останется! Правда и Жорка тоже не из Парижа, но всё же… она же на целых пятнадцать лет старше, начала полнеть, когда сердится, лицо у неё покрывается красными пятнами… Настоящая баба… Хотя, Жорке, кажется, вообще всё равно, с кем дело иметь! Натуральный жеребец! Сам же говорил, что самой молодой у него было тринадцать лет, а самой старой шестьдесят восемь. Идиот! Что он с бабкой делал? От неё же старухой воняет! От матери, наверное, тоже уже пахнет не как от молодой, хотя она его содержит… Но всё равно, я бы на месте мужика с ней в постель не легла бы!» – подумала Лолита.
– Лолка, как думаешь, сработало? – спросила мать.
– Думаю, да, – Лолита полюбовалась очередным ногтем. – Не захочет же он так глупо всё потерять.
– А, как решат они разобраться, что было на самом деле? Кто там тебя изнасиловал? На тебе ж пробы ставить негде.
– Мама, мне было в кого пойти! Ты, что ли, святая?
– Нечего матери попреки раздавать! Сопли сначала утри!
– Ладно, не ори, – более примирительно сказала Лолита.
– И с простыней глупо выходит. Ну, сдать её на экспертизу… Жорка что ли постарался?
– Ну не я же! Жорка и палец порезал, и всё остальное сделал. Возьми и выстирай.
– Вот ты придумала! Если до разборок дойдет, что ж сначала махали этой простыней, а теперь выстирали? Сразу нас уличат.
– Не уличат. Ты расстроенная была, я вообще ничего не соображала с перепугу. Платьице ещё осталось, у меня засос на животе и на груди.
– Жалко, такое платье красивое, – вздохнула мать. – Не могла что другое найти?
– Я это платье терпеть не могу! – раздраженно бросила Лолита.
– Порвал тоже Жорка?
– Ну не он же. Я же тебе сказала, мальчика развезло так, что он в куклу превратился.
– Тоже мне мужик! – хмыкнула мать. – Здоровенный, а такой хлипкий!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20