ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Поляну новых робинзонов освещали только красноватые огоньки коптилен, на которых потрескивали все новые партии рыбы.
Только теперь изгнанники, все силы и помыслы которых до сих пор поглощала борьба с опасностями и голодом, нашли время для спокойного разговора. Если ты несчастен до такой степени, что потерял всякую надежду, если на каждом шагу возникает смертельная угроза, человека уже ничем не удивишь. События самые невероятные оставляют его невозмутимым и легко вписываются в область реальной жизни.
Робен так долго мечтал о свободе, так долго лелеял мысль о радости, которую принесет ему встреча с близкими, что даже не особенно удивился, когда это безмерное, неописуемое счастье оказалось реальностью. Его тайные мольбы осуществились, неизвестно как и почему, и поначалу он не испытывал потребности разгадывать эту загадку, настолько душа его была переполнена.
Дети уже спали, Анри и Эдмон блаженствовали на подвесной койке бони. За десять минут горячее солнце высушило эту рыболовецкую снасть… Мадам Робен, сидя возле мужа, держала на коленях уснувшего Шарля; Робен с нежностью смотрел на Эжена, которого сморил сон на руках у отца, но ребенок продолжал обнимать его за шею.
Муж рассказывал жене о побеге из колонии, и при всей своей смелости женщина содрогалась от одной мысли о перенесенных им лишениях и опасностях. В свою очередь она поделилась подробностями парижской жизни, рассказала о загадочном письме, о деликатных и вместе с тем настойчивых заботах о ней незнакомых и таинственных людей, описала путешествие в Голландию, плавание через Атлантику, прибытие в Суринам, почтительное внимание голландского капитана, так хорошо говорившего по-французски.
Шарль-старший был взволнован. Кто эти неведомые благодетели? Для чего им столько предосторожностей? Почему они так тщательно скрывали, словно нечто недостойное, свою благородную деятельность? Мадам Робен не могла дать никакого объяснения. При ней было письмо парижского поверенного, но его почерк ничего им не подсказал.
Инженер полагал, и, естественно, не без некоторых оснований, что вырвавшиеся на свободу заключенные посвятили свои силы и средства облегчению участи собратьев, еще томившихся на каторге. Скажем, депортированный А. или Б. мог скрываться в Гааге, возможно, кто-то из них принял участие в судьбе Робена. Что касается голландского капитана, то его атлетическое сложение, его учтивость и доброта как будто бы указывают на каторжанина К., офицера французского флота, бежавшего из Франции после переворота. Было известно, что он поступил на службу в голландский торговый флот. Видимо, плавать ему пришлось у берегов Гвианы, и он воспользовался случаем оказать содействие политическому единомышленнику.
Это предположение казалось наиболее вероятным, супруги легко освоились с ним и от всей души благословляли творцов своего счастья, кто бы они ни были. Негромкая беседа лилась непрерывно, муж и жена забыли о времени. Дети спали, бони продолжал хлопотать возле коптилен, ломая ветки и подбрасывая их в огонь. Вскоре Ангоссо начал с тревогой поглядывать на темные своды листвы, озаряемые красноватыми отблесками огней.
Глухое рычание, за которым последовал громкий протяжный вздох, напугало негра, он замер на месте, пристально вглядываясь в темноту. В кустах, окаймлявших поляну, загорелись два ярких огонька.
Робен тихонько окликнул Ангоссо. Тот, не оборачиваясь, тоже очень тихо сказал, что в кустах тигр, которого привлек запах жареной рыбы. Животное, по-видимому, не собиралось нападать, однако соседство зверя обеспокоило парижанина. Он схватил ружье негра и готов был послать заряд свинца в непрошеного гостя.
— Муше, не надо ружья! — тихо сказал Ангоссо. — Выстрел разбудит детей. Я сам справлюсь с тигром.
У негра был с собой запас стручкового перца, знаменитого кайеннского перца, невероятно острого и жгучего. Маленькой щепотки достаточно, чтобы придать блюду поистине огненный привкус, к которому привыкаешь не сразу.
Посмеиваясь над собственной выдумкой, чернокожий взял большую, почти уже готовую рыбину, сделал на ней несколько надрезов, затолкал туда с полдюжины стручков перца и швырнул «угощенье» туда, где прятался зверь.
— На тебе, обжора, на! — смеясь приговаривал туземный кулинар.
Робен все порывался выстрелить, но его останавливала мысль: что, если он только ранит зверя? Разъяренное животное крайне опасно, оно может броситься на детей. Впрочем, едва нашпигованная перцем рыба шлепнулась на землю, как хищник ее схватил и убежал вместе с добычей.
Не прошло и четверти часа, как со стороны залива донеслись жалобные завывания. Бони корчился от смеха, а бургундец, не зная о приправе к угощению, терялся в догадках. Ангоссо объяснил ему, в чем дело.
— Тигр — обжора еще больший, чем индеец. Он проглотил рыбу с перцем, теперь у него печет желудок и его мучит жажда. Он выпил воды из залива.
— Значит, он теперь опьянеет, как рыбы?
— Нет, нику действует только на рыб. Но у людей и животных нику вызывает сильную боль в желудке. Слышите, как ему сейчас плохо!
И действительно, в голосе зверя звучали растерянность и боль. Долго он рычал и скулил… Потом, видимо отчаявшись погасить пожар в животе невкусной водой из ручья, умчался, громко треща ломаемыми ветвями.
ГЛАВА 7
Деньги и на экваторе деньги. — Все устраивается за двадцать франков. — «Клейменые деньги», «кругляши» и пятифранковики. — Смертельное великолепие. — Порождение лихорадки и миазмов. — Прыжок игуаны. — Опасный маневр. — Первый лодочник мира. — Бурные пороги. — Заброшенная лесосека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204
Только теперь изгнанники, все силы и помыслы которых до сих пор поглощала борьба с опасностями и голодом, нашли время для спокойного разговора. Если ты несчастен до такой степени, что потерял всякую надежду, если на каждом шагу возникает смертельная угроза, человека уже ничем не удивишь. События самые невероятные оставляют его невозмутимым и легко вписываются в область реальной жизни.
Робен так долго мечтал о свободе, так долго лелеял мысль о радости, которую принесет ему встреча с близкими, что даже не особенно удивился, когда это безмерное, неописуемое счастье оказалось реальностью. Его тайные мольбы осуществились, неизвестно как и почему, и поначалу он не испытывал потребности разгадывать эту загадку, настолько душа его была переполнена.
Дети уже спали, Анри и Эдмон блаженствовали на подвесной койке бони. За десять минут горячее солнце высушило эту рыболовецкую снасть… Мадам Робен, сидя возле мужа, держала на коленях уснувшего Шарля; Робен с нежностью смотрел на Эжена, которого сморил сон на руках у отца, но ребенок продолжал обнимать его за шею.
Муж рассказывал жене о побеге из колонии, и при всей своей смелости женщина содрогалась от одной мысли о перенесенных им лишениях и опасностях. В свою очередь она поделилась подробностями парижской жизни, рассказала о загадочном письме, о деликатных и вместе с тем настойчивых заботах о ней незнакомых и таинственных людей, описала путешествие в Голландию, плавание через Атлантику, прибытие в Суринам, почтительное внимание голландского капитана, так хорошо говорившего по-французски.
Шарль-старший был взволнован. Кто эти неведомые благодетели? Для чего им столько предосторожностей? Почему они так тщательно скрывали, словно нечто недостойное, свою благородную деятельность? Мадам Робен не могла дать никакого объяснения. При ней было письмо парижского поверенного, но его почерк ничего им не подсказал.
Инженер полагал, и, естественно, не без некоторых оснований, что вырвавшиеся на свободу заключенные посвятили свои силы и средства облегчению участи собратьев, еще томившихся на каторге. Скажем, депортированный А. или Б. мог скрываться в Гааге, возможно, кто-то из них принял участие в судьбе Робена. Что касается голландского капитана, то его атлетическое сложение, его учтивость и доброта как будто бы указывают на каторжанина К., офицера французского флота, бежавшего из Франции после переворота. Было известно, что он поступил на службу в голландский торговый флот. Видимо, плавать ему пришлось у берегов Гвианы, и он воспользовался случаем оказать содействие политическому единомышленнику.
Это предположение казалось наиболее вероятным, супруги легко освоились с ним и от всей души благословляли творцов своего счастья, кто бы они ни были. Негромкая беседа лилась непрерывно, муж и жена забыли о времени. Дети спали, бони продолжал хлопотать возле коптилен, ломая ветки и подбрасывая их в огонь. Вскоре Ангоссо начал с тревогой поглядывать на темные своды листвы, озаряемые красноватыми отблесками огней.
Глухое рычание, за которым последовал громкий протяжный вздох, напугало негра, он замер на месте, пристально вглядываясь в темноту. В кустах, окаймлявших поляну, загорелись два ярких огонька.
Робен тихонько окликнул Ангоссо. Тот, не оборачиваясь, тоже очень тихо сказал, что в кустах тигр, которого привлек запах жареной рыбы. Животное, по-видимому, не собиралось нападать, однако соседство зверя обеспокоило парижанина. Он схватил ружье негра и готов был послать заряд свинца в непрошеного гостя.
— Муше, не надо ружья! — тихо сказал Ангоссо. — Выстрел разбудит детей. Я сам справлюсь с тигром.
У негра был с собой запас стручкового перца, знаменитого кайеннского перца, невероятно острого и жгучего. Маленькой щепотки достаточно, чтобы придать блюду поистине огненный привкус, к которому привыкаешь не сразу.
Посмеиваясь над собственной выдумкой, чернокожий взял большую, почти уже готовую рыбину, сделал на ней несколько надрезов, затолкал туда с полдюжины стручков перца и швырнул «угощенье» туда, где прятался зверь.
— На тебе, обжора, на! — смеясь приговаривал туземный кулинар.
Робен все порывался выстрелить, но его останавливала мысль: что, если он только ранит зверя? Разъяренное животное крайне опасно, оно может броситься на детей. Впрочем, едва нашпигованная перцем рыба шлепнулась на землю, как хищник ее схватил и убежал вместе с добычей.
Не прошло и четверти часа, как со стороны залива донеслись жалобные завывания. Бони корчился от смеха, а бургундец, не зная о приправе к угощению, терялся в догадках. Ангоссо объяснил ему, в чем дело.
— Тигр — обжора еще больший, чем индеец. Он проглотил рыбу с перцем, теперь у него печет желудок и его мучит жажда. Он выпил воды из залива.
— Значит, он теперь опьянеет, как рыбы?
— Нет, нику действует только на рыб. Но у людей и животных нику вызывает сильную боль в желудке. Слышите, как ему сейчас плохо!
И действительно, в голосе зверя звучали растерянность и боль. Долго он рычал и скулил… Потом, видимо отчаявшись погасить пожар в животе невкусной водой из ручья, умчался, громко треща ломаемыми ветвями.
ГЛАВА 7
Деньги и на экваторе деньги. — Все устраивается за двадцать франков. — «Клейменые деньги», «кругляши» и пятифранковики. — Смертельное великолепие. — Порождение лихорадки и миазмов. — Прыжок игуаны. — Опасный маневр. — Первый лодочник мира. — Бурные пороги. — Заброшенная лесосека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204