— Я не могу, это абсурд. У меня — муж и ребенок, мне надо подготовиться, я должна…В конце концов она уговорила его, что прилетит завтра, но это значит, что предстоит разговор с Джоном, причем лучше поговорить с ним как можно скорей. Она даже хотела заехать к нему на работу, но потом решила дождаться его возвращения. К его приходу она приоделась, предложила ему выпить и пораньше отправила спать Александра.— Что у тебя на уме, красавица? — с неподдельным интересом спросил Джон, и оба они засмеялись, но Беттина быстро посерьезнела и отставила стакан с виски.— Мне надо с тобой спокойно поговорить, дорогой. Что бы ты ни подумал, знай, что я очень люблю тебя. — Она замолчала, страшась сказать ему о пьесе. — Потому что я на самом деле очень, очень тебя люблю. И если что-то может перемениться во мне, то не в моей любви.— Что все это значит? Попробую отгадать. — Сегодня Джон был в игривом настроении. — Ты хочешь перекраситься в блондинку!Беттина не восприняла его тон и мрачно покачала головой.— Нет, Джон, речь пойдет о моей пьесе.— В чем дело? Что нам о ней говорить? — напряженно выговорил Джон.Она не могла сообщить ему о том, что посылала пьесу Айво, поэтому просто сказала:— Я отправила рукопись агенту.— Когда?— В июле, даже раньше, но он возвратил рукопись на исправление, и я внесла коррективы.— Зачем?Беттина на минутку прикрыла глаза, потом вновь открыла и произнесла:— Потому что я хочу продать ее, Джон. Это то… Я всегда этого хотела. Я должна. Ради себя, ради моего отца. И, не сердись, ради тебя и Александра.— Не юродствуй! Для меня и Александра нужно лишь одно — чтобы ты сидела дома, с нами.— Это все, что тебе от меня нужно? — спросила Беттина с невыразимой печалью в глазах.— Да, все. Ты думаешь, будто это — уважаемая профессия, мадам Драматург? Так вот знай — ничего подобного! Посмотри на своего отца, знаменитого романиста. Думаешь, он был уважаемым человеком?— Он был гением, — бросилась на защиту Беттина. — Может быть, его не назовешь «уважаемым» в том смысле, который ты вкладываешь в это слово, но он был блестящий, интересный человек. После него остались книги, которые радуют миллионы людей.— А что он оставил тебе, милая моя? Похотливого старого дружка? Дряхлого пердуна, который взял в жены девятнадцатилетнюю девочку?— Ты не знаешь, что говоришь, — сказала побледневшая Беттина. — Джон, сейчас не об этом речь. Речь о моей пьесе.— К черту пьесу! Речь о моей жене, о матери моего сына. Думаешь, мне приятно, что ты якшаешься с такими людьми? Подумай, каково мне.— Но я не «якшаюсь». Мне надо только слетать в Нью-Йорк и продать пьесу. Через два дня я вернусь домой и буду жить здесь, с тобой и Александром, мою пьесу поставят за три тысячи миль отсюда, в Нью-Йорке. Ты никогда не увидишь ее.Поняв, что начала уговаривать Джона, Беттина возненавидела его за то, что он вынудил ее унижаться перед ним. Зачем она сказала, что он не увидит пьесу? Почему он не хочет этого?— Почему ты так враждебно настроен? Я не понимаю.Беттина в отчаянии посмотрела на мужа. Она никак не могла успокоиться.— Конечно, не понимаешь, ведь ты получила гнусное воспитание, которого я от всей души не желаю моему сыну. Я хочу, чтобы он вырос нормальным человеком.Беттина горестно посмотрела на Джона.— Как ты? Ведь ты у нас один нормальный.— Конечно, — не замедлил с ответом Джон.— В таком случае, — сказала Беттина и поднялась с кресла, — я не буду больше спорить с тобой, Джон Филдз. Бог мой, ты даже не понимаешь, где я жила, в какой среде, какие великие люди меня окружали. Другие бы все отдали за то, чтобы пообщаться с ними. Другие, но не ты. Ты запуган и закомплексован. Ты даже ни разу не был в Нью-Йорке. Чего ты боишься? Ладно, завтра я уеду, продам пьесу и вернусь. И если тебе это не нравиться, то можешь успокоиться — к концу недели я уже буду дома и буду заниматься тем, что делала всегда: готовить, убирать твою постель, заботиться о нашем сыне.После этого разговора Джон весь вечер не выходил из своего кабинета. Он не проронил ни слова и когда пришел в спальню. Наутро Беттина объяснила Александру, что ей надо лететь в Нью-Йорк. Она сказала ему, зачем. Еще она рассказала ему про деда. Мальчуган отнесся к этому с восторгом и трепетом.— Он писал рассказы для детей? — спросил Александр, глядя на Беттину такими же большими, как у нее, зелеными глазами.— Нет, милый, для взрослых.— А ты пишешь рассказы для детей?— Пока нет. Я написала всего одну пьесу.— Пьесу? А что это такое? — Александр присел и восхищенно посмотрел на маму.— Ну, это как рассказ, только люди представляют его на большой сцене. Когда-нибудь я свожу тебя на детскую пьесу. Хочешь?Он кивнул, и вдруг его глаза наполнились слезами, он подошел к матери и обхватил ее ноги.— Не хочу, чтобы ты уезжала.— Я ненадолго, милый. Всего на несколько дней. Я привезу тебе подарок, хочешь?Он кивнул, Беттина вытерла ему слезы и мягко освободилась из его объятий.— Ты мне будешь звонить?— Каждый день. Обещаю. И вдруг — печально:— Много дней?Беттина подняла вверх два пальца, моля Господа, чтобы так и получилось:— Два.Тогда Александр, шумно посопев, кивнул и протянул ей руку.— Это ничего. — Он заставил Беттину наклониться и поцеловал ее. — Можешь ехать.Вместе они вышли из комнаты, держась за руки. Беттина передала его на попечение Мэри, а сама уже через полчаса ехала в такси к аэропорту. С Джоном так и не пришлось попрощаться. Она оставила ему записку, в которой обещала вернуться через два-три дня и написала, в какой гостинице собирается остановиться. Она никогда не узнала, как Джон, вернувшись вечером домой и не застав ее, с остервенением скомкал записку и кинул ее в помойное ведро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92