В голубой полотняной юбке и матроске она казалась младше своих тринадцати лет. Девочка бежала по двору и махала рукой выходившему из конторы мужчине. Тот на мгновение остановился, прикрывая глаза от солнца ладонью, покачал головой, но не выдержал и улыбнулся. Неделю назад он запретил ей приезжать на рудники верхом и гонять по холмам лучших его лошадей, и вот она придумала взять повозку и одна прикатила в ней. Он не знал, смеяться ему или сердиться, хотя обычно легко принимал решения. Сабрину было трудно держать в руках, она никогда не была особенно послушной, росла без матери, и это сказалось на ее характере. Она обожала запах его сигар, давно изучила все его причуды и привычки и научилась влиять на него; она управлялась с лошадьми не хуже его самого и знала поименно всех, кто работал на трех его рудниках. А в том, как делается вино, она разбиралась даже лучше, чем он. Но все это ничуть его не огорчало. Иеремия Терстон гордился своим единственным ребенком, гордился даже больше, чем говорил об этом; впрочем, Сабрина и так все знала. Он ни разу не драл ее ремнем, ни разу даже не отшлепал за все эти тринадцать лет; он учил ее всему, что знал сам, и все время держал при себе. Пока она не подросла, он практически не отлучался из Сент-Элены, был с девочкой постоянно, читал ей сказки на ночь, делал уколы, когда она болела, баюкал, когда плакала. Он предпочитал сам с ней нянчиться и лишь в исключительных случаях перепоручал ее заботам Ханны или прислуги, которую нанимал.– Это ненормально, Иеремия! – часто упрекала его Ханна в прежние годы. – Она же девочка, совсем малышка, доверь ее мне и другим женщинам.Но он не хотел, не мог вынести долгой разлуки с дочкой.– Странно, что ты еще ездишь на рудники каждый день!И вскоре он стал брать девочку с собой. Захватывал несколько игрушек, теплый свитер, одеяло, иногда подушку, и Сабрина с удовольствием играла в уголке его конторы, а к вечеру, утомившись, уютно спала на одеяле у огня. Кого-то это шокировало, но почти все находили эту картину трогательной. Даже самые грубые души оттаивали при виде розового личика, прикрытого углом одеяла, и светлых локонов, рассыпавшихся по подушке. А она всегда просыпалась с улыбкой и, зевнув маленьким ротиком, бежала поцеловать отца. Их взаимная любовь порой вызывала недоумение, но в большинстве сердец будила зависть, сентиментальность и редкую снисходительность к ближнему. Все эти тринадцать лет он не знал с ней горя; она приносила ему только радость, только счастье, только любовь. А его любовь к ней была столь всеобъемлющей, что Сабрина, казалось, и не замечала отсутствия матери. Однажды он просто сказал дочке, что мать умерла вскоре после ее рождения.– Она была красивая? – спросила девочка.Его сердце чуть сжалось, когда он кивнул:– Да, дорогая. Красивая, как ты.Он улыбнулся. На самом деле Сабрина была похожа скорее на него, чем на мать. У нее были такие же твердые черты лица, как и у него, Иеремии; к тому же скоро стало ясно, что она будет такой же высокой, как он. Если что и было в девочке от Камиллы, так это буйный нрав. Она постоянно разыгрывала его, была настоящей проказницей, однако делала все совершенно беззлобно; в ней не было и следа ядовитого, вздорного характера матери. За все эти годы никто и намеком не дал ей понять, что ее мать не умерла, а просто бросила их обоих. Сам Иеремия не считал нужным об этом говорить. Это только причинило бы девочке боль, как сказал он когда-то Ханне. И все эти тринадцать лет Сабрина не знала ничего, кроме радости. У нее были легкая, счастливая жизнь и обожавший ее отец, от которого она ни на шаг не отходила. Когда она достаточно подросла, он нанял ей учительницу. Сабрина терпеливо пережидала всю первую половину дня, делая вид, что увлечена занятиями, но затем пулей летела на рудники и весь остаток дня проводила с отцом. Здесь она училась тому, что было ей действительно интересно.– Когда-нибудь я буду работать у тебя, папа.– Не говори глупостей, Сабрина.Однако в глубине души ему было жаль, что это невозможно. Она была ему и дочерью, и сыном одновременно, а в том, что касалось бизнеса, голова у нее работала прекрасно. Но на рудниках она работать не сможет. Никто этого не поймет.– Ты же взял на работу Дэна Ричфилда, когда он был еще совсем мальчишкой. Он сам мне рассказывал.Дэн был теперь двадцатидевятилетним женатым мужчиной, отцом пятерых детей. Много времени, оказывается, прошло с тех пор, как он начал работать по субботам у Иеремии.– Это другое дело, Сабрина. Он парень, а ты юная леди.– Ничего подобного! – В редкие минуты упрямства она действительно напоминала ему свою мать.Он отворачивался, лишь бы не видеть этого сходства.– Смотри мне в глаза, папа! Я знаю рудники не хуже любого мужчины!Он садился и с нежной улыбкой брал ее за руку.– Ты права, любимая, все верно. Но простого знания здесь недостаточно. Это дело требует мужской хватки, мужской силы, мужской решительности. То есть того, чего у тебя нет и никогда не будет. – Отец похлопал ее по щеке. – Нам просто нужно найти тебе красивого мужа.– Не хочу никакого мужа!В десять лет она выходила из себя, когда думала о замужестве. С тех пор ее отношение к этому вопросу ничуть не изменилось.– Я хочу быть только с тобой!В каком-то смысле он был рад этому. Ему было пятьдесят восемь лет. Он все еще был крепким, живым, энергичным человеком. У него было множество идей насчет того, как вести дело на рудниках и виноградниках. Но боль, которую в свое время причинила ему Камилла, не прошла бесследно. Даже в душе он не ощущал себя молодым. Он был стариком, усталым, потрепанным жизнью. Было в нем что-то, чего он уже никогда и никому не откроет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157