Кто она — бедная богатая маленькая девочка, убегающая в Сохо, чтобы заняться любовью и порезвиться со своими богемными друзьями? Да воспринимала ли она их как нечто настоящее? Порой она задавалась этим вопросом. Вечеринка была настоящей. Уит был настоящим. Барон тоже был настоящим. Таким настоящим, что временами ее охватывала тоска. Позолоченная клетка, из которой не выбраться. Нельзя избавиться от своего имени и своего лица, от своих предков, от отца и матери — неважно, что они давно умерли. Нельзя избавиться от всего, что именуется «положением в обществе». Или все-таки можно? Просто с улыбкой на лице и жетоном в руках раствориться в подземке и никогда не возвращаться обратно… Таинственное исчезновение достопочтенной Кизии Сен-Мартин. О нет, если уж человек решает уйти, он должен делать это открыто и элегантно. Сохраняя стиль, а не просто скрывшись в метро и не сказав никому ни слова. Если она предпочтет Сохо, то должна так и сказать, хотя бы ради уважения к себе. Это она понимала. Но действительно ли она этого хочет? В самом ли деле Сохо лучше, чем все это? То же самое, что спагетти вместо суфле из креветок. Ни тем, ни другим не наешься. Ей нужен хороший, настоящий бифштекс. Ей просто хочется жить в обоих мирах, чтобы каждый из них дополнял другой, и хуже всего то, что Кизия отлично понимала это. Цельности не было ни в том. ни в другом… А в ней самой? Незаметно для себя она задала этот вопрос вслух.
— В вас — что? — проворковал на ухо барон.
— О, извините, пожалуйста. Я наступила вам на ногу?
— Нет, моя красавица. Всего лишь на сердце. Танцуете вы как ангел.
Тошнотворно… Она приятно улыбнулась, продолжая кружиться в его объятиях.
— Благодарю вас. Манфред.
Еще один круг, и наконец вальс, слава Богу, подошел к концу. Ее глаза встретились с глазами Уита. Слегка отстранившись от барона, она еще раз поблагодарила его.
— Может быть, они сыграют еще один? — Барон выглядел разочарованным, как ребенок.
— Вы прекрасно танцуете вальс, сэр. — Унт был уже рядом. В знак одобрения он слегка поклонился обливающемуся потом барону.
— Зато вам ужасно везет. Уитни.
Кизия и Унт обменялись влюбленными взглядами. Кизия еще раз улыбнулась барону, и они устремились прочь от него.
— Жива?
— Вполне. Я ужасная лентяйка. До сих пор еще ни с кем не пообщалась. — Надо работать. Вечер только начинается.
— Хочешь задержаться и поболтать с кем-нибудь из друзей?
— Почему бы и нет? С тех пор как вернулась, никого еще не видела.
— Тогда вперед, миледи. Отдадим себя на съедение львам. Кто первый?
Еще при входе Кизия заметила, что приехали абсолютно все. Обойдя дюжину столиков и задержавшись около шести-семи стоящих вдоль стены танцевального зала групп, она с радостью заметила двух своих приятельниц. Уитни подвел ее к ним и отправился выкурить сигару со своим старшим партнером. Небольшой доверительный разговор с «Монте-Кристо» в руках никогда не повредит. Он помахал ей на прощание и исчез среди черно-белой компании, выпускающей дым лучших гаванских сигар.
— Привет обеим! — Кизия присоединилась к двум высоким худым молодым женщинам, которые, казалось, были удивлены ее появлением.
— Не знала, что ты вернулась! — Их щеки почти соприкоснулись, когда они обменялись почти поцелуями. Дамы смотрели друг на друга с явным удовольствием. Тиффани Бенджамин была прилично пьяна, но Марина Уолтере выглядела бодрой и оживленной. Тиффани — жена Уильямса Паттерсона Бенджамина IV. человека номер два в самой большой брокерской конторе Уолл-стрита. Марина разведена. И ей это нравится. По крайней мере по ее собственным словам. Хотя у Кизии совсем другие сведения.
— Когда ты вернулась из Европы? — С улыбкой одобрения Марина разглядывала ее платье. — С ума сойти, какое платье. Сен-Лоран?
Кизия кивнула.
— Я так и думала.
— Ваше, полагаю, тоже, мадам Зоркий Глаз. — Марина, довольная, кивнула, но Кизия знала, что платье всего лишь копия. — Знаешь, я вернулась два дня назад, но чувство такое, будто никуда и не уезжала. — Поддерживая беседу, Кизия время от времени оглядывала зал.
— Мне это знакомо. Я вернулась на прошлой неделе, чтобы отдать детей в школу. После того как мы побывали у ортодонта, заказали школьную форму и обувь, посетили три дня рождения, я уже забыла о том, что куда-то ездила. Я готова к новому летнему сезону. Где ты была в этом году Кизия?
— На юге Франции, а два последних дня — у Хилари в Марбелья. А ты, Марина?
— Целое лето в Хэмптоне. Ужасно скучно. У меня бывали летние сезоны и получше. Кизия приподняла бровь.
— А в чем дело?
— Никаких мужчин, вообще ничего такого…
Ей вот-вот исполнится тридцать шесть, и пора уже побеспокоиться о мешках под глазами. Прошлым летом «восхитительный врач» в Цюрихе подтянул ей грудь. Кизия намекнула на это в своей колонке, и Марина была вне себя от ярости.
Тиффани ездила на лето в Грецию, а еще несколько дней провела у дальних родственников в Риме. Биллу надо было вернуться домой пораньше. «Буллок и Бенджамин» требовала постоянного внимания своих директоров. Но Биллу это очень нравилось. Работа заставляла его забывать о еде, о сне и о любви. Само сердце его билось в такт колебаниям рынка. Так писал Мартин Хэллам в своей колонке. Но Тиффани его понимала: таким же был и ее отец. Президент фондовой биржи лишь за месяц до инфаркта, что свел его в могилу, удалился от дел, занявшись игрой в гольф. Смерть настигла его между биржей и курсами гольфа. Жизнь матери Тиффани была менее напряженной. Как и дочь, она пила. Но гораздо меньше.
Тиффани гордилась Биллом. Он был значительным лицом. Даже более значительным, чем ее отец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18