Рождение Уильяма связало обеих неразрывными узами. Волшебное мгновение, когда рождается новая жизнь, казалось чудом. Что-то вдруг разом изменилось в их душе. Обе теперь понимали, что с этого дня они уже не просто подруги.
Мать и дочь долго еще сидели на солнышке. Обе молчали, и молчание нисколько не тяготило их. Потом вдруг зазвонил телефон, и Офелия вернулась в дом снять трубку. Звонила Андреа – предупредить, что только что закончила укладывать малыша и собирается выезжать. Офелия решила принять душ, а Пип, натянув купальник, заглянула к ней сказать, что вместе с Муссом пойдет на пляж. Когда через три четверти часа приехала Андреа, она все еще барахталась в воде. Андреа ворвалась в дом, словно ураган. Впрочем, она всегда была такой. Не прошло и нескольких минут, как в гостиной уже шагу негде было ступить – повсюду валялись сумки, одеяльца, игрушки, и весь дом ходил ходуном. Взобравшись на дюну, Офелия помахала дочери рукой, и вскоре та уже играла с малышом, а Мусс восторженно лаял. Так происходило всегда, когда приезжала Андреа. Прошло не меньше двух часов, прежде чем все волнения улеглись. Пип, сделав себе очередной бутерброд, снова улизнула на берег. Андреа, устроившись на диване, маленькими глотками потягивала апельсиновый сок, а Офелия, глядя на подругу, молча улыбалась.
– Он такой очаровательный… ты просто счастливица, – с невольной завистью проговорила она.
В присутствии ребенка она чувствовала себя почти счастливой. Он был живым свидетельством того, что жизнь продолжается и в мире есть место любви и надеждам, а не только разочарованию и горю. Случилось так, что жизнь Андреа вдруг стала полной противоположностью ее собственной. А самой Офелии все чаще казалось, что ее жизнь разрушена навсегда.
– А ты как? Тебе тут нравится? Как ты себя чувствуешь? – Андреа вдруг охватила тревога – та самая, что не давала ей покоя все последние девять месяцев.
Удобно вытянув длинные ноги, она откинулась на спинку дивана и с удовлетворенным вздохом прижала малыша к груди, ничуть не стесняясь своей наготы. Материнство наполняло ее гордостью. Андреа обладала очень привлекательной внешностью, а живые темные глаза и густые темно-каштановые волосы, небрежно стянутые на затылке шнурком, делали ее моложе. Деловые костюмы остались в далеком прошлом. Сейчас на ней был кокетливый розовый топик и белые шорты. В туфлях на высоких каблуках она становилась ростом чуть ли не шести футов и производила потрясающее впечатление. Но кроме роста, Андреа обладала еще неотразимой чувственной притягательностью, не заметить которую мог бы только слепой.
– Получше, – не сразу ответила Офелия.
Ей не хотелось кривить душой, хотя в какой-то степени она действительно говорила правду. Сейчас по крайней мере она жила в доме, с которым ее не связывали мучительные воспоминания, кроме тех, что она привезла с собой.
– Иной раз мне кажется, что эти групповые занятия только сыплют соль на раны, но иногда… иногда мне становится легче. А вообще говоря, я и сама не знаю.
– Жизнь – штука сложная, она как салат, в котором всего понемногу. По крайней мере теперь вокруг тебя люди, которым довелось испытать то же, что и тебе. В отличие от нас им куда легче понять, что ты пережила.
Слова Андреа словно пролили бальзам на душу Офелии. Ей мучительно было слышать, если кто-то сочувственно говорил, что понимает, как ей тяжело. Но как они могли понимать?! А вот Андреа она верила.
– Надеюсь, ты никогда и не поймешь. – Офелия печально улыбнулась, глядя, как Андреа приложила малыша к другой груди. Он все еще жадно сосал, но она знала, что не пройдет и нескольких минут, как он, наевшись до отвала, крепко уснет. – Знаешь, мне так жалко Пип. Как будто нас с ней несет течением, а куда – не знаю.
И ей самой уже не выплыть, добавила про себя Офелия. Она никогда не сможет этого сделать, да если честно, то и не хочет.
– Знаешь, мне кажется, несмотря ни на что, она неплохо держится. Пройдет немного времени, и все опять будет как раньше. Она храбрая девочка, а ведь ей тоже пришлось нелегко, как и тебе.
Из-за болезни Чеда последние несколько лет выдались тяжелыми для всей семьи. А Тед со своими вечными придирками и раздражительностью только усугублял положение. Но несмотря ни на что, Пип умудрялась сохранять жизнелюбие. Офелия тоже старалась не падать духом. Офелия была стержнем, на котором держалась вся семья. Но так продолжалось до того рокового октября. Правда, Андреа нисколько не сомневалась, что в один прекрасный день Офелия сможет снова стать собой. А пока она намерена сделать все, что в ее силах, чтобы помочь подруге преодолеть сложное время.
Они дружили вот уже без малого два десятка лет. Когда-то давно встретившись в гостях у общих друзей, Андреа с Офелией сразу прониклись симпатией друг к другу, что выглядело достаточно странно, потому что они были очень разные. Но может быть, именно благодаря этому их и тянуло друг к другу. Тихая, мягкая и женственная Офелия была полной противоположностью вспыльчивой и напористой Андреа с ее чисто мужскими взглядами на жизнь. Ко всему прочему Андреа отличалась редкой сексуальностью, вплоть до того, что это порой граничило с неразборчивостью. Но ни один мужчина не мог бы похвастаться, что она пляшет под его дудку.
Бесконечно женственная Офелия, с ее европейскими взглядами и принципами, с самого начала супружеской жизни полностью подчинила себя мужу и нисколько не страдала от этого. Андреа же вечно подталкивала ее к независимости, твердя, что теперь она как-никак американка. Обе они любили музыку, живопись, обожали театр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127