– Я готов умереть, хотя вовсе и не собираюсь этого делать, – сказал я. – А вы ничего не знаете о радиусе поражения и калибровке прицела. Удар поразит только вас, и то не полностью, а, скажем, на уровне сорока сантиметров от пола или около того. Стены, потолок, дверь за вами и немногочисленные предметы обстановки, а также я и мои товарищи останутся на месте целыми и невредимыми.
– Вы не сможете убить всех, – сказал Зимин. – Патриотов много, и в это самое время капитан Харди и другие наши сторонники наводят порядок в Штаб-квартире. Вы не успеете.
– Вы привели лишний довод в пользу того, чтобы я поспешил, – сказал я. – Хотя на вашем месте я не доверил бы Харди столь деликатную работу.
– В капитане Харди я уверен, – сказал Зимин. – Так же как и в том, что вы блефуете.
Я не блефовал. Но Харди действительно мог натворить дел. Мне уже мерещились груды трупов в коридорах и гора из отрубленных голов в центре ситуационного зала, залитые кровью стены, взорванные перекрытия, стоны раненых и злорадная усмешка на торжествующем лице Харди.
– Оглашаю вам свои условия, – сказал я. – Вы сдаетесь, складываете оружие и даете Харди отбой. Потом мирно уходите в отставку и пользуетесь всеми льготами пенсионеров федеральной службы. Взамен я обещаю вам жизнь.
– Это звучит просто смешно.
– Если вам так смешно, – сказал я, – то у меня есть банальный вопрос. Почему мы еще живы?
– Потому что мы хотим избежать ненужного кровопролития.
– И оставили Харди без присмотра? – саркастично спросил Джек. – Мы живы, потому что вы нам верите и вам чертовски не хочется умирать вообще, а в частности – умирать от рук двух занюханных сержантов и рядового.
– Вовсе не занюханных, – сказал вдруг Зимин. – Все вы в ликвидации Магистра зарекомендовали себя наилучшим образом, а сержант Соболевский вообще является одним из самых результативных агентов оперативной группы.
– Дешевый приемчик, – пробормотал Джек, перерастая роль простого статиста. – Кнут не сработал, так решили попробовать пряник.
– Но я совсем не пытаюсь задобрить вас, – возразил Зимин. – И это не дешевая лесть, а заслуженная похвала. Соболевский, вы всегда добиваетесь успеха, действуя в обход правил. И всегда жалуетесь на связывающие вас ограничения. Разве вы не говорили, что если бы у нас была возможность действовать по своему усмотрению, можно было бы спасти восемьдесят пять человек на «Святом Иосифе»? И сотни других жизней. И положить конец деятельности якудзы…
Тут он задел меня за живое, и вы можете уличить в непоследовательности уже меня, сначала неоднократно плюющего на запреты, а потом эти запреты отстаивающего. Я и сам вряд ли смогу внятно объяснить, почему я так поступал, руководствуясь лишь одним убеждением, что делаю правильно. В конце концов, когда надо делать выбор, а все возможности слишком заманчивы или запутанны, выбирать следует сердцем. Впоследствии ты можешь корить себя за это, но вряд ли ты ошибешься.
– Восемьдесят шесть, ублюдок, – сказал я.
– Что?
– Их было восемьдесят шесть, – сказал я. – Вы плохо подготовили домашнее задание, господа капитаны, и я беру свои слова назад. Далеко не каждая цель оправдывает средства. Есть недостойные средства и недостойные цели. Вы, капитан Зимин, подставляли и убивали людей, наших людей, СВОИХ людей, тех, которыми вы командовали. Разве после этого можно верить вам как командиру? Вы все – предатели.
– Нельзя приготовить омлет, не разбив яиц, и вам это прекрасно известно, – сказал Зимин. – А разве вы сами не хотите служить в сильной, независимой, гибкой организации, делать то, что вы считаете нужным, спасать невиновных и наказывать злодеев?
– Хочу, – честно признался я. – И приложу к этому все усилия. Но вы не сможете построить такую организацию на насилии. И все будут делать то, что считаете нужным вы, и никто другой, не так ли? А когда станет выгодным что-то другое, вы предадите снова. Скажите, какую роль вы отвели себе в этом спектакле? Полковника? Генерала? Маршала? Президента Лиги? Императора Галактики? Что именно вы пытаетесь сотворить из Гвардии? Силу, которая вознесет вас на престол?
– Просто силу, – сказал Зимин.
– Чушь, – сказал я. – Вранье. Нельзя быть хорошим, творя в темноте грязные дела.
– Я так понимаю, что это ваш окончательный ответ, сержант, – сказал Зимин.
– Да, мой бывший капитан. – И его передернуло при слове «бывший». – Если честно, то я не ожидал такого от вас. От Харди – да, от Блейна – возможно, но когда мне назвали и вашу фамилию, я был просто поражен. Я всегда считал вас честным и принципиальным человеком.
– Я не изменил своим принципам, – сказал он.
– Значит, ваши принципы были порочны изначально, – сказал я.
– Вы могли бы изменить свое мнение, если бы мы поговорили подольше.
Я покачал головой:
– Я своих мнений не меняю.
– В нашей жизни есть всего две категории людей, которые не меняют своих мнений, – менторским тоном произнес Блейн. – К первой из них относятся глупцы, а ко второй – трупы. Постарайтесь не быть первым, Соболевский, чтобы как можно дольше не стать вторым.
– Не вам говорить о трупах, – парировал я. – Хотя излагаете вы красиво.
– Подумайте еще, сержант, – сказал он.
Я прекрасно понимал, чего они добиваются. Они тянули время, выигрывая его для Харди и в то же время гадая, блефую я или нет. И постепенно склонялись к положительному ответу.
Свидетелями я уже обзавелся. Я был уверен, что в заговоре участвовало от силы две-три сотни гвардейцев, что не так уж много, если сравнить с численностью личного состава. Остальных же просто поставят перед фактом, и им останется либо принять новое положение вещей, либо уйти в отставку и записаться в активные члены СРС.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169