Он учил меня драться начиная с того возраста, когда я мог удержать в руках деревянный меч, и не его вина, что я до сих пор избегал пользоваться полученными навыками.
Мигель считает, что любую спорную ситуацию можно разрешить несколькими способами, но сам всегда предпочитает пользоваться силой, утверждая, что этот способ – наилучший. Насколько мне известно, за всю свою долгую жизнь он отступил только один раз, и это отступление до сих пор не дает ему покоя. К сожалению, переиграть он уже ничего не может, и бесится всякий раз, когда я ему об этом напоминаю.
Я могу побить его в трех схватках из десяти. Тренировочных схватках, естественно. Когда дело дойдет до настоящего боя, он даст мне сто очков вперед. Мигель утверждает, что в те времена, когда у него еще сохранялись обе руки, он в одиночку противостоял отряду орков и положил пятьдесят шесть воинов, троих шаманов и одного вождя. Я полагаю, что он немного приукрашивает, но…
Исидро – чародей. Тоже один из самых крутых в Вестланде, хотя его имя мало кому знакомо. В отличие от некоторых представителей нашей профессии, обожающих работать на публику, Исидро предпочитает держаться в тени.
Он научил меня всему, что я знаю, но далеко не всему, что знает он сам.
Эти двое – маг и воин – натаскивали меня с самого детства. Заставляли меня занять активную жизненную позицию. Даже более активную, чем их собственная. Когда я стал чуть постарше, мне это надоело, и я сделал им ручкой, отправившись искать самостоятельной жизни. Что ж, учителям будет приятно услышать о куче неприятностей, которыми закончились мои изыскания.
Мой приемный отец Диего младше любого из них, но, как мне кажется, более мудр. Он вовсе не прославленный воин и не могущественный чародей, и мудрость его чисто житейская. К моим наставникам и их потугам направить меня на путь истинный он относится слегка пренебрежительно и свысока.
Дайте мальчику время, говорит он, и мальчик сам поймет, что такое хорошо, что такое плохо, нарисует для себя картину мира и найдет свое место в этой картине. Подход дона Диего нравится мне куда больше, но его авторитета оказалось недостаточно, чтобы переубедить моих воинственных учителей, и нам пришлось расстаться.
Я скучал по ним все это время, но меня отнюдь не вдохновляла мысль вернуться домой с поджатым хвостом. А что делать?

Утро застало меня на улице.
Я стоял вплотную к стене какого-то здания, на котором, судя по всему, совсем недавно собирался потренироваться в альпинизме.
Я был в той же одежде, в которой ложился спать. Босые ноги болели то ли вследствие моих попыток скалолазания, то ли просто потому, что улица была усыпана мелкими камешками и глиняными черепками от разбитой посуды.
Карин сидела на корточках в нескольких шагах от меня с невозмутимым лицом. Рядом с ней на земле стояли мои сапоги.
– Доброе утро, – сказал я.
– Вижу, ты снова вернулся в свою голову, красавчик, – сказала она, холодно улыбнувшись. – Еще немного, и я начала бы тревожиться.
– А что было? – полюбопытствовал я.
– Я надеялась, ты мне расскажешь. Ты припадочный или что-то в этом роде?
– Что-то в этом роде, я полагаю.
– А ты не считаешь, что телохранителю стоит рассказывать о фортелях, которые ты способен выкидывать в бессознательном состоянии? – поинтересовалась она.
– Считаю, – сказал я. – Мне стыдно. Простите меня, пожалуйста.
– Сначала я хотела бы услышать объяснение, – сказала Карин. – И пусть оно будет внятным и убедительным.
– Э… я попробую, – сказал я. – Могу я сначала обуться?
– Конечно. Нам стоит убраться с улицы, а лучше – сразу из деревни, пока люди не начали задавать вопросы. Сам понимаешь, в нашем положении мы должны избегать излишнего внимания, а не привлекать его твоими эксцентричными выходками.
Интересно, все головорезы женского рода могут использовать в своей речи слово «эксцентричный»? Какие тайны Карин скрывает в своем прошлом?
Я надел сапоги и мы поспешили на конюшню, где оставили своих лошадей. С конягами было все в порядке, их почистили и накормили.
В конюшне я заметил, что Карин морщилась от боли, забрасывая седло на спину своей лошади и затягивая подпруги, но от предложенной мною помощи она отказалась.
– В тот день, когда мне понадобиться твоя помощь чтобы оседлать лошадь, можешь начинать писать мой некролог, красавчик, – отрезала она и стремительно запрыгнула в седло.
– Как скажете, – пробормотал я.
С конюхом я расплатился еще вчера вечером, а Карин забрала из гостиницы все наши вещи, так что ничто не задерживало нас в этой деревеньке, и мы отправились в путь. Когда поселение исчезло из поля видимости, Карин снова потребовала от меня объяснений утренним событиям. Мне не хотелось оказаться битым собственным телохранителем, и я решил рассказать ей правду. По крайней мере, ту ее часть, которая касалась моих провалов в памяти.
– Только сначала расскажите, что вы видели этим утром, – попросил я.
– На рассвете ты вскочил с кровати и бросился на улицу, – сообщила она. – Я проснулась от того, что ты об меня споткнулся, и решила посмотреть, все ли с тобой будет в порядке. Ты выбежал на улицу, даже не надев сапог, и устремился к колокольне. Похоже было, что ты решил на нее взобраться, на самый верх, к колоколам, но почему-то собирался сделать это по внешней стене, игнорируя наличие внутренней лестницы. Чего ты на самом деле добивался от этой колокольни, красавчик?
– А какое у меня было выражение лица?
– Абсолютно дикое, – сказала она. – Было похоже, что тебя нет внутри твоей головы, но не создавалось впечатление, что там присутствует кто-то другой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92