Все, кроме Иуды.
Он, хищно подавшись вперед, чтобы кончик бича доставал
дергающихся, елозящих, вскидывающих ноги, пытаясь встать,
животных, норовил ударить их побольней: по раздувшимся ноздрям,
по выпученным, полных ужаса глазам.
Вдруг, выронив бич, ойкнул, присел, скорчился от боли - Равви
крепко, словно сковав, сдавил ему руку. Развернул Иуду лицом к
себе. "А ты знаешь, как это больно, когда бичуют?" - скорее
догадался, чем расслышал тот. Пострашневшее лицо Равви
кривилось, шипящий голос клокотал. Под пронзающим, как
раскаленные иглы, взглядом Иуда сразу обмяк, ослабел. Перед
глазами у него все закачалось, расплываясь, в ушах зашумело. И
сквозь шум этот донеслось до него паническое:
- Иешуа, уходи! Надо бежать! Скрываемся!
Железные пальцы Равви - Иуда и не подозревал, что тот так силен,
- разжались, шум в ушах оборвался, в голове и перед глазами
прояснилось.
Он, тряся онемевшей кистью руки, встревоженно, по-звериному,
заозирался: кто окликнул Равви? зачем тому надо скрываться? от
кого?
Увидел Дижмана и Гесту, которые, поднявшись на несколько
ступеней, всматривались куда-то поверх толпы, и понял, что
предупредил об опасности кто-то из них. И крикнули они не Равви,
а Варраве, которого тоже зовут Иегошуа. Иуде показалось вдруг
странным такое совпадение. Хотя вроде бы что особенного: имя
Иегошуа распространено не менее, чем Иуда. И все же...
Он застыл на миг, тоже только сейчас сообразив еще об одном
совпадении: Равви, помимо того, что называл себя Сыном
человеческим, любил повторять, что он Сын Отца своего, имея в
виду Отца небесного; и Варрава - вар-Авва! - значит "Сын Отца".
Такое прозвище выбрал он себе назло всем, потому что никогда не
знал отца своего, а только мать, безмужнюю чесальщицу шерсти,
отторгнутую кагалом за беспутную жизнь, отчего и стал Варрава с
малых лет отверженным. "Случайность? Или?.." - удивленный не
только одинаковыми именами Равви и Варравы, но и сходством их
беспризорного детства, сложными, лишенными любви и понимания,
отношениями с матерями, Иуда сосредоточенно нахмурился: а что,
если такие совпадения - признак одинаковости судьбы? Но додумать
не успел: отвлек Геста.
- Надо уходить, а то поздно будет, схватят, - с ленцой, однако
не сумев скрыть обеспокоенности, пробурчал он, показав взглядом
на храмовых стражников в белом, которые пробивались сюда от
Красных ворот.
- Уходить? Разве мы собрались здесь для того, чтобы сбежать? -
Иуда, сверля взглядом Гесту, угрожающе пошел на него. - Наша
цель - они! - Завзмахивал рукой в сторону Антониевой крепости. -
Туда, на гнездо змеиное, на пристанище скорпионово! Ведь ты гаэл
- мститель за кровь! Так отомсти хотя бы за распятого друга
своего Афронга, разметавшего под Эмаусом целую когорту
нечестивых!
Геста, пятясь под его напором, вопросительно посмотрел на
Варраву. Тот, быстро облизнув губы, кивнул, соглашаясь с Иудой.
- Ну, чудотворец, ты с нами? - спросил у Равви, сминая в
скороговорке слова, и глаза его стали бесшабашными. - Защитишь,
обережешь нас своей таинственной силой, или нам придется самим,
без тебя?
Равви, подобрав бич, плавно взмахивая им, отрубил осевшим
голосом:
- Предоставьте мертвым самим погребать своих мертвецов. -
Кашлянул, прочищая горло. - Вам же скажу, - голос его отвердел,
- всякий, возвышающий себя, унижен будет, а унижающий себя
возвысится. Ибо что пользы человеку приобрести пусть и весь мир,
но душе своей повредить?
Варрава передернулся, словно вместо вина по ошибке хватил
уксусу.
- О чем ты?! - замахал руками. - Опомнись, нашел время поучать!
И, всунув два пальца в рот, пронзительно, так, что уши заложило,
свистнул по-разбойничьи.
Все, кого охватывал взор, и торговцы, и менялы, и паломники, и
левиты окаменели от ужаса, от такого немыслимого кощунства.
А Варрава, вскинув вытянутые руки, чтобы единомышленники
отовсюду заметили его, ринулся в расступившуюся толпу. Дижман и
Геста, а за ними и Симон Кананит скользнули следом. Симон Кифа с
Иаковом Зеведеевым, стоявшие все это время опустив глаза долу,
дернулись было, чтобы броситься туда же, но, взглянув на Равви,
снова отступили ему за спину.
- Слепые вожди слепых. А если слепой ведет слепого, оба падут в
яму. - Равви глубоко вздохнул. - Сказано: как хотите, чтобы люди
поступали с вами, так и вы поступайте с ними. А эти? А ты? -
покосился на Иуду. - Как поступаете с людьми?.. Не судите, и не
будете судимы!
- Не судить?! - Пораженный Иуда аж задохнулся. - Но ведь ты сам
без конца твердишь: ныне настал суд миру сему. Ныне! - выкрикнул
с вызовом. - И еще твои слова: на суд я пришел в мир сей, ибо
Сын человеческий воздает каждому по делам его!.. Так почему же
тебе можно судить, а нам, тобою избранным, нельзя?!
- А потому, - пощелкивая бичом, скучающе ответил Равви, - что
помимо того, о чем ты напомнил, еще многое имею сказать, но вы
пока не сможете вместить того. Ибо о суетном, а не о душе
думаете.
- О душе? - выдохнул изумленно Иуда. - Но ты же сам не раз
говорил: оберегающий душу свою потеряет ее, а потерявший -
сбережет!
- Только если потеряет ее ради меня, - напомнил уточняюще Равви.
Иуда стиснул зубы, чтобы не вырвалась дерзость. Перевел глаза на
Елеазара, который, оберегаемый назареями, с трудом - его мотало,
кидало из стороны в сторону - пробирался сюда, ко Двору народа.
И вдруг, почувствовав опасность - словно в затылок кольнули, -
быстро развернулся. И, раскинув руки, попятился, чтобы прикрыть
Равви, - слева, расталкивая встречных, приблизилась почти
вплотную кучка левитов во главе с высоким, широким,
широкоплечим, мускулистым Ананией, начальником храмовой стражи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15