Решили его съесть. Печку вновь топить было долго, варить некогда. Евланя сказал, что сходит за электроплиткой. И вскоре вернулся, но только с утюгом, включил его, перевернул кверху плоскостью, и участь бедного карася была решена. Лишенный родной стихии, карась, даже выпоротый, дергался.
- Плохо, что краев нет,- говорил Евланя,- масло некуда наливать.
- А ты всегда на утюге жаришь?
- Только сегодня. Баба Маня все от меня спрятала.
Мы долго провожали друг друга, обсудили все проблемы, заодно все их решили.
"Ты ходишь в магазин больше часа. А если бы ехать на метро, то сколько?" - "На метро тут делать нечего, минута!" - "А знаешь, Евланя, ничего, что я тебя так называю?" - "Даже хорошо,- отвечал он,- лишь бы без отчества, а то поговорить не успеем".- "Так вот, знаешь, надо делать здесь метро. И вообще во всей сельской местности нечерноземной зоны. Подумай, почему? Десять секунд на размышление".- "В магазин быстрее ездить?" - "Не только. Метро сбережет поля и леса, не нужно будет осушать болота, слова "мелиорация", в смысле осушения болот, а затем "ирригация", в смысле обводнения на этом же месте, будут забыты. Деньги на культуру. Это первое. Это также и второе. Сохраненная земля даст урожай ягод. Остановки: "Земляничная поляна", "Березняк".- "Грибная опушка!" - поддержал меня Евланя. "Осторож-но, двери закрываются, следующая станция "Гречишное поле", переход на молочно-мясную линию..."
Темнели нежилые дома. Виднелись черные пятна выбитых окон. И этим домам мы нашли применение. Придумали испилить все нежилые избы на дрова, запастись дровами и никуда больше не ходить. Будем топить печь и рассказывать друг другу случаи из жизни. "У меня знаешь, сколько было случаев,- обещал Евланя,- я бы пять лет каждый вечер рассказывал, и каждый вечер новая история".- "У меня было поменьше,- отвечал я,- но тоже хватит. Где пила, топор? Пошли!"
Все же поленились начать с заготовки дров. "Лучше давай с конца,говорил Евланя,- с историй".
Мне казалось, что он выпивши и надо его довести до крыльца. Но и я, видно, был хорош, так как утром обнаружил себя не достигшим кровати. Утюг, оказалось, был не выключен, лежал на боку, дымя и постепенно утопая в половице.
4
В дверь постучали.
- Входи,- сказал я, уверенный, что это Евланя, и зная закон, что сострадания к утренним мучениям можно дождаться только от того, с кем накануне приобретал их.
Вошел встреченный вчера у реки мужчина.
- Вчера нас не представили...
- Да, как-то так... Но я знаю, что имя, отчество ваше,- я торопливо встал,- Михаил Кирсеич.
- Это хорошо, что еще в одном домике затеплилась жизнь.
Ботинком я закрыл прогоревшее место, и вскоре подошва почувствовала тепло.
Михаил Кирсеич расстегнул полевую офицерскую сумку, достал... четвертинку. Достал маленькую баночку меду.
Как-то по телевизору показывали дикие племена Австралии. Там они ходят босиком по горячим углям. Нам далеко до этих диких племен, даже в ботинках я бы не прошел. Пришлось выдать, на чем стою. Залил тление водой, разулся.
- Я даже удивляюсь, как он вас не сжег,- сказал Михаил Кирсеич.- Вы что, решили брюки погладить? На танцы, наверное, хотели идти. Тут теперь каждый вечер начнутся танцы.
Я отговорился тем, что печь не топилась, было холодно, а утюг все же излучает тепло.
Выпить Михаил Кирсеич отказался.
- А вы с Зубаревым. Только не говорите, что от меня. От себя.
- Он мне не поверит, что я мог вчера утаить.
- Все равно обрадуется.
В отдарок Кирсеичу я дал четырехцветную авторучку. Он был рад и не отказывался. Немного проводил меня.
Оказывается, он слышал, как мы ночью отказались заворачивать северные реки на юг, потому что нас не спросили, а также как мы подсчитывали экономический эффект от метро в сельской местности.
- Конечно, он выше, чем в городе,- поддержал Кирсеич,- но ведь нужны совместные усилия.
Извинительно смеясь, я ощущал настойчивое усилие какого-то воспоминания. Забыл сон! "Ну и хорошо, что забыл,- успокаивал я себя.- Мало ли что приснилось". Но шли дальше, беспокой-ство усиливалось и вдруг оборвалось. Тяжелый хруст большого дерева испугал меня. Да, именно такой звук был во сне.
- Что это?
- Что?
- Вот это, упало дерево.
- Это просел потолок в брошенной избе. Матица треснула.
- И ночью тоже?
- Ночью я сплю,- строго сказал Кирсеич.
- Простите.
- Нет, это вы меня простите, что я не могу зайти к Зубареву. Вам это вряд ли интересно, но мы по-разному смотрим на многие вещи.
- На какие, например?
- Вы наш будущий житель, сосед, все поймете. Я очень одобряю ваше решение поселиться здесь. Но зачем?
- Картошку буду выращивать, редиску, укроп. Чтоб в магазине не покупать. Другим больше останется.
- А знаете,- обрадовался Кирсеич,- это очень ценная мысль. Она должна начать брожение умов. Пойду отмечу в календаре.
Евланя мой, оказывается, вовсе не ложился, а чифирил, выпил за ночь целый самовар, заварив его двумя пачками грузинского чая. Сейчас он на крыльце вытряхивал коричневую массу и говорил:
- Баба Маня! А лодки у причала.
Мы поздоровались и для начала повздыхали без слов.
Изнутри вышла баба Маня. Желая подслужиться, я взял у нее ведро и понес к хлеву, но, конечно, запнулся и пролил.
- Правильно,- сказал Евланя.- Все равно не будут пить.- Он открыл хлев и представил мне выходящих коз: - Майка, Милка, Марта, их безымянные дети и козел Абрек. Очеловечива-ние животных через имена похвально. Некоторые имена животные отобрали навсегда. Например: Хавронья было женское имя, а потом только свинья. Называют же кота Васькой, барана Борькой, а попугая Попкой. Но быстрее всех подтягиваются собаки - были Жучками, Мухтарами, потом Джеками, а недавно я прочел, что одного пуделя зовут Мольер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16