– Готовься к выходу в ресторан, салага, – сообщил ему подполковник. – Только знай, что у Лены маленький ребенок и она живет с родителями. Хотя… так было пятнадцать лет назад. Что сегодня – не ведаю.
Туманов взвился:
– Слушай, кого ты мне подсовываешь? За пятнадцать лет самые малые дети успели сами стать мамами и папами…
– Зато гарантирую два момента – это не подстава. И – ноги. Какие у Лены ножки!..
Про Десантника, некогда восхищавшегося ими, говорить не стал. Ни к чему это. Жизнь продолжается. Хотя в глубине души пожалел, что придет Лена. Пусть бы лучше она подменила на работе Нину, а та нашла бы другую женщину, которая никоим образом не была связана с его друзьями…
Но слово в порыве радости оказалось произнесенным, улетело вершить дела и оправданием могло послужить лишь то, что Туманов не от жиру здесь на пляже бесится, а вместе с ним выползает через игольное ушко с войны.
Ресторан нашли сразу. Его в самом деле переделывали под ночное казино. Поднялись повыше. На склоне увидели скромненькое кафе, по одному виду которого Заремба предположил: женихи в военном санатории обезденежели, раз тетя Нина посещает такие запущенные закусочные.
Адрес, однако, был указан, и спецназовцы дотошно принялись изучать меню, выпрашивая у распорядителя что-нибудь экстравагантное. На деньги Вениамина Витальевича могла шиковать вся группа, но судьбой выпало тратить их им двоим. Кто же все-таки выписывал счет?
– Еще целый час, – нетерпеливо протянул Туманов. – Слушай, командир: давай я смотаю на переговорный, попробую все же дозвониться до дома.
– Ноль вопросов.
Заремба сам улыбнулся, вспомнив Варфоломеева с блокпоста. И как там дела у Приходько? Сколько ему еще стоять на дороге под пулями и под солнцем? Сколько России стоять с оружием сбочь своих же дорог?
– Принесите бутылочку пива, – попросил официанта.
– Рекомендую темное.
– А светлое есть? Не хочу ничего темного.
– Как скажете.
«Скажу: хочу светлого», – мысленно повторил Заремба. В последнее время заметил за собой странную особенность: события вокруг себя начал рассматривать с точки зрения их полезности Отечеству. Что это, политическая зрелость, когда любая мысль проецируется на государственные интересы? Но он и раньше не считал себя безграмотным в вопросах, касающихся защиты Родины. Больше, конечно, действовал на практике, чем думал и разглагольствовал, но вот теперь волей случая…
«Ничего, это не худшее из возможного», – оценил собственное открытие, но о подобном постарался больше не думать. Ненормально это, чтобы офицер отсраненно размышлял о Родине. Она должна, как и раньше, находиться в его крови и плоти. Он должен не замечать ее, как не замечаем воздух, которым дышим…
Кафе понемногу наполнялось, и подполковник порадовался, что они пришли пораньше и выбрали самый удобный, с видом на море столик. Написав на салфетке «Занято», встал, подошел к оградке. Потягивая пиво, принялся всматриваться в прохожих, желая издали увидеть Нину и Лену. Наверное, вечер получится немного грустным, тем более что оркестра нет, а слабосильный магнитофончик его не заменит.
Хотя грустить не хочется. Повода для веселья, правда, особого нет, поэтому… поэтому они просто ужинают. А потом видно станет. Лишь бы девчата пришли.
Вместо женщин увидел Туманова. Капитан поднимался в гору медленно, скорее всего разговор с бывшей семьей радости ему не принес. Он даже не отреагировал на двух парней, которые что-то спросили у него.
И как же зря, как зря он так поступил! Потому что несколько последовавших за этим секунд стоили пограничнику жизни.
От Туманова не отстали, наоборот, плотно зажали с двух сторон. Заремба ничего не успел предпринять: лишь увидел взметнувшуюся для удара ножом руку одного из парней, после чего пограничник мгновенно обмяк между ребятами. Те, поддержав тело, сделали вместе с ним еще два шага, но лишь для того, чтобы донести убитого до края дорожки и сбросить в кусты.
Достали?
Заремба резко развернулся. Сразу увидел тех, кто напряженно следил за ним и не отвел взгляд. Кажется, трое.
Перепрыгнуть ограду не успел. На него бросились двое из троицы, курящей рядом с ней. Без замаха Заремба бутылкой встретил голову самого ближнего из них, и тот, в пенных потоках пива и хлынувшей крови, отшатнулся. Со вторым справиться оказалось легче: выпрыгнул навстречу ему и с полуприседа широким замахом ноги подрубил нападавшего. И только потом, едва коснувшись потертых перил, выпрыгнул за ограду. Над спиной запоздало пропели две пули.
– Конец. Все, конец, – хрипел в злобе и отчаянии Заремба. Не себя имел в виду, а свору, на него набросившуюся. Тех, кто предал группу, кто только что убрал Василия. Если до этого еще какие-то сомнения роились по поводу дальнейшей судьбы Вениамина Витальевича и К°, то теперь все стало на свои места. Светлого пива ему, видите ли, захотелось…
Раздалось еще два выстрела. Шум поднимать или не боялись, или деньги, заплаченные за его смерть, стоили больше того риска, которому подвергали себя киллеры.
– Конец! – орал внутри себя Заремба. Еще не став на ноги, увидел неподалеку каменную кладку. Рыбкой нырнул туда, не задумываясь о том, что может за ней находиться. Просто знал, что по эту сторону ждет пуля. За стеной оказался еще более крутой склон, почти обрыв. Подгибая кустарники, которые после него недовольно вставали и отряхивались, перекручиваясь вокруг стволов деревьев, Заремба продолжал скатываться вниз. Инстинктивно прикрывал лицо и зажимал на поясе сумку с документами. Скорее всего, на него первого не напали только потому, что хотели выяснить, у кого документы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66