Чтобы скрыть недовольство собой, сам начал доставать вещи, смотреть, что взять с собой на московские холода. И подсознательно ждал, о чем спросит, какой первый вопрос задаст Вика. И как они похожи с дочерью...
— Надолго?
Пронесло — это ее извечный вопрос с лейтенантских пор: не куда и зачем, а на сколько. Значит, с женой все в порядке, хоть она не будет волноваться. Но Оля, что с Олей?..
— Надолго? — думая, что он не расслышал, переспросила Вика.
Ответил уже искренне:
— Не знаю.
...Афганистан — не Союз, особенно по расстояниям: двадцать минут на вертолете — и уже в Баграме. Самолет для него уже был готов, но летчики, естественно, ничего не знали, им приказ: забрать и привезти. Единственное, взлететь засветло не успели, в Ташкент прибыли только утром. Там под парами, для него одного, уже стоял Ил-18.
«Что же это за почести такие? Что все-таки случилось?» — вновь закрутилась пластинка под непрерывное хождение между креслами.
— Товарищ генерал, командир просит вас подойти, —позвал один из летчиков.
«Может, что-то передали, сообщили дополнительно», — заторопился в кабину Заплатин.
— В Москве нет погоды, не сажают, — обернулся к нему командир экипажа. — Предлагают лететь в Ленинград.
— Смотрите сами, я вам не начальник, — отдал судьбе свое время Василий Петрович.
Ленинград — это значит еще несколько часов неизвестности. Еще несколько часов не будет знать, что с Олей. Это — облегчение и камень. Отодвинется что-то страшное непонятное, темное, но ведь оно есть, есть, есть...
— Запросите еще раз, — попросил генерал.
Командир вновь начал переговоры с аэродромом, обернулся на стоявшего за спиной Заплатина, словно подтверждая земле, что пассажир на борту. Кивнул:
— Будут сажать.
Сели в слякоть и ветер. А у трапа уже ждали офицеры из Главпура:
— Товарищ генерал-майор, вас ждут начальник Генерального штаба и начальник Главпура.
— Но я же в гражданке,
— Они знают. Пожалуйста, — распахнули дверцу стоявшей у трапа «Волги».
Было 19 часов, когда он вошел в кабинет Епишева.
— А, Василий Петрович, здравствуйте. С прибытием. Как Обстановка на юге? — дружелюбно, без тени беспокойства за чью-то жизнь, спросил генерал армии. Может, и в самом деле с Олей все в порядке. — Ты давай рассказывай, а я здесь небольшие наброски буду делать к началу совещания.
«А когда же по голове-то ударите?» — мысленно спросил Заплатин. Приближая развязку, доложил коротко: обстановка в Афганистане и Кабуле достаточно спокойная, советнический аппарат работает.
— Ладно, ты посиди, подожди меня здесь, а я в ЦК. Вон, газеты почитай, — кивнул Епишев на кипу газет. Глянув на часы, торопливо вышел.
«Ну а что все-таки с дочерью? Кто мне хоть что-нибудь объяснит или скажет?» — посмотрел ему вслед Заплатин. Перевел взгляд на телефоны. Позвонить. Да, надо просто позвонить дочери.
Встал, подошел к столу. Белый телефон — с гербом СССР, два следующих — без дисков, значит, местные. Серый... Оглянулся на дверь, посмотрел время и решительно повернул телефон к себе. Набрал первую цифру. Подождал. Гудков не было — значит, прямой. Добрал остальные цифры.
— Да-а, — родной, с протяжным удивлением голос дочери. Жива! Дома!
— Это я. У тебя...
— Папа, ты где, откуда? — перебила, обрадовавшись, Оля.
— В Москве. У тебя все в порядке?
— Да-а.
— Хорошо, я потом перезвоню.
Опустился в кресло. И не помнит, сколько просидел, опустошенный от главного известия. Однако вернувшийся начальник Главпура тут же вернул к действительности:
— Ты вот что, Василий Петрович, перестань мне хвалить хальковцев. С информацией, которую получаю от тебя, я вечно выгляжу белой вороной.
От былой любезности Епишева не осталось и следа. «Значит, ЦК не удовлетворен моей информацией. Вернее, тем, что я отдаю должное Амину за его работоспособность. Нет, не Амину лично, Епишев сказал хальковцам. Против них и Амина в Афганистане настроены работники госбезопасности. Да, только они. Посол по-настоящему еще не вошел в курс дела, партийные советники стараются держать нейтралитет, а те, кто оглядывается на комитетчиков, все равно категорически против „Хальк“ не выступают. Значит, ЦК начинено информацией КГБ».
— Вам надо возвращаться назад, — не глядя на него, сказал Епишев, вновь принимаясь за свои записи. Редкий случай увидеть, как начальник работает.
— Домой я могу заехать? — попытался в последний раз, хоть косвенно, выйти на причину своего странного вызова в Москву Заплатин.
— Конечно, — не понял Алексей Алексеевич подоплеки. — Самолетов в ваши края теперь будет много, так что с отправкой проблем не станет.
«Да нет уж, хоть день, но дома побуду», — подумал Василий Петрович.
Необходимое послесловие. Епишев не случайно произнес эту фразу насчет самолетов. В этот день, 10 декабря, министр обороны отдал приказ, вернее устное распоряжение, о начале формирования 40-й армии.
Утром Заплатина вновь срочно вызовут к Епишеву. Тот возьмет его с собой к министру обороны. Устинов вначале будет занят, потом уедет почти на два часа, предупредив, чтобы ждали его. Вернувшись, пригласит Василия Петровича в кабинет, протянет шифровку.
Заплатин вначале прочтет подпись — «Представитель КГБ», и, уже почти зная, что там написано, пробежит ее глазами. Да, все то же: в Афганистане все рушится, Амин занимает все более проамериканские позиции.
— Я бы своей подписи здесь не поставил, — протянет документ обратно Заплатин.
— Почему? Вот поговорите с такими, — скажет Устинов сидевшему тут же Епишеву. Алексей Алексеевич неодобрительно покачает головой, но Заплатин решительно повторит:
— Я не могу согласиться с тем, что написано в этом донесении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143