Но вначале нельзя было упоминать место службы, потом отложил до какого-то праздника — вроде будет повод объявиться. Но закрутился, а праздники для военного вообще страшное дело — одно усиление бдительности чего стоит. А дни бежали, и уже вроде надо было оправдываться за долгое молчание. Подумал-подумал и решил, что в этой ситуации лучше вообще промолчать, лучше как-нибудь потом, при встрече...
А вот Оксана писала часто, и были уже у них на уровне писем и признания в любви, и намеки на свадьбу. Может быть, все это уже и свершилось бы, не войди наши войска в ДРА. А так в тартарары в первую очередь полетели все планы, мечты, отпуска. Жизнь сделалась прозаичней и суровей — а какой, собственно, ей быть, если каждый выезд за пределы лагеря мог стать последним? А зачем это Оксане? Она словно почувствовала холодок новых писем — уже без планов о будущем, без намеков, от которых заходилось сердце и загорались щеки. И первой оборвала переписку.
Вот тут-то и стала вспоминаться Лена. Будто ждала своего часа, словно было это ее — объявиться рядом, когда придут трудности. И поляна их вспоминалась, и жизнь в палатке, когда стоило только повернуть руку... И решил Борис: в первый же отпуск заедет к ней. Сначала к ней, потом к Оксане. Где останется сердце, там останется и он. А у Сергея с Улыбой уже сын. Молодцы, что тут скажешь...
В Афганистане нет длинных дорог. А вот путь может оказаться долгим. Ниточка десантников то растягивалась, и тогда старший колонны басил по связи: «Убрать гармошку», то надолго застревала у какого-нибудь поворота с полуразрушенным полотном дороги. Но проводники-афганцы, с головой закутанные от посторонних глаз одеялами, хоть и подергали изрядно колонну, но все равно сумели вывести ее в намеченное для прочистки ущелье Ханнешин.
— К машинам, — прошла команда, и Борис первым спрыгнул на землю, блаженно размялся. Впрочем, командир разминается не просто ради удовольствия, а чтобы держать потом в руках подчиненных.
— К машине, — разрешил сойти он и своим саперам.
Ущелье начиналось узкой дорогой, и Ледогоров вдруг вспомнил эскадрон. Эх, его бы сюда, они бы такие перевалы взяли и в такие щели протиснулись... Возникло грустное лицо Оксаны, и Ледогоров потряс головой, прогоняя видение, — он не Буланов, он знает, где и о чем думать.
Пока пехота распределялась по склонам: один батальон — по хребтам слева, второй — по хребтам справа, остальные — по дну ущелья, Борис инструктировал своих саперов. Это только в книгах пишут, что первой всегда идет разведка. Ерунда и глупости. Впереди разведки пашут животами землю саперы.
— Пехота будет лезть на самые гребни, но не поддавайтесь, идите только по краям обрывов, по осыпям — словом, там, где человек не должен ходить. И тащите их за собой. Если попадутся «игрушки», ни в коем случае не обезвреживать, подрывать на месте накладными зарядами. Буланов!
— Я.
— Со своей группой со мной.
— Есть, — недовольно отозвался лейтенант, примерившийся к левому, попавшему в тень склону. Лейтенантам всегда кажется, что они не успеют побывать в настоящем деле. — Остальные — по своим местам.
...Горы, горы, одинаково проклятые и воспетые. И вновь обруганные, и вновь столько же обласканные. Вознесенные выше своих вершин поэтами и низвергнутые до уничижительной пыли путниками. Не терпящие физической немощи и пренебрежения к себе и сами поднимающие дух своих покорителей выше своих вершин.
Вам бы еще быть мирными...
Разрушенный мост за первым же поворотом увидели все. Хотя и неглубокий, но обрыв разорвал дорогу, а кто-то сбросил вниз, на дно, и доски, соединявшие берега.
Комбат вопросительно посмотрел на Ледогорова, тот по-примеривался, рассчитывая возможные варианты, и первым стая спускаться по еле заметной тропинке вниз. Преграда небольшая, были и похлеще, но если преодолевать обрыв по дну, то часа на три батальон застрянет. Надо попробовать вытащить и перебросить доски. Не переход Суворова через Чертов мост, но повозиться тоже придется. И надо все делать побыстрее, прочистка местности, как никакая другая операция, требует скорости.
Но у первых же валунов на дне пропасти Ледогоров замер: за ними валялись обглоданные хищниками человеческие кости. Что это, предупреждение им? Кто-то уже не прошел этот путь?
Справа блеснуло что-то красное, и, присмотревшись, Борис увидел четки, свернувшиеся змеей. Поддел их тонкой стальной иглой щупа, однако прогнившие нитки не выдержали, и рубиновые камешки, словно капли крови, упали на землю.
— Чего здесь? — подошел Буланов.
— Кто его знает? Ладно, давай смотреть доски.
Сергей притащил ближнюю, положил краем на камень, подпрыгнул на ней. Раздался треск.
«Чертов мост отменяется», — понял Ледогоров и махнул глядевшему на него сверху комбату: давай вниз, на халяву не получится, придется топать ножками.
Попотел, поматерился батальон, но вытащился часа через два на противоположный край обрыва. И только собрались идти дальше, захрипела рация, словно тоже ползла по горам и теперь ей не хватало воздуха. Комбат приложил трубку к уху, покивал головой на сообщение, подтвердил прием.
— Что? — поторопил Ледогоров.
— Всем отбой. Возвращаемся назад.
— Нашли?
— Нашли.
— Жива? — вытягивал сведения Борис, хотя по лицу комбата была ясна другая весть.
Десантник сел на камень, закурил, хотя только что бросил окурок. Подошли неслышно еще несколько человек, остановились в сторонке: связью на операции интересуются все, связь — это их судьба, по ней приходят команды, которые придется выполнять.
— Сухопутчики нашли. Судя по всему, ее затащили в сарай, видимо, надругались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143