А Амин все сидел, смотрел и думал. Наконец поднял свою большую голову:
— Можно попросить вас об одном одолжении?
— Конечно, — удивился Лев Николаевич: Амин — и что-то просит.
— Я попрошу вас передать мое личное письмо Леониду Ильичу Брежневу, — медленно, словно еще раздумывая, говорить Горелову это или нет, и вообще, решиться на это самому или не стоит, начал Амин. — Я давно прошу о встрече с ним. Но, видимо, мои письма и просьбы до него по моим каналам не доходят.
— Хорошо, товарищ Амин, я выполню вашу просьбу, — ответил Горелов, хотя не был уверен, правильно ли поступает. Впрочем, это личная просьба Амина он просто доложит о ней послу и Иванову, пусть уже они делают выводы.
— Счастливого полета, — подал руку Амин.
— А... письмо? — спросил Горелов. — Вылет-то рано утром.
— Письмо будет вручено вам позже.
Неприятно попадать в жернова непонятных историй. Рядом что-то крутится, вертится — а куда, зачем? Шестеренки вон тоже вращаются в разные стороны, а тем не менее концентрируют силу ради чего-то одного, размышлял Горелов, возвращаясь от Амина. А какой вал, какой пласт придет в движение после получения письма? Может, Пузанов сумеет проанализировать это хотя бы в силу своей большей информированности? Хотя Амин как раз и дал понять, что именно дипломатическим каналам он не доверяет. Что же, промолчать, сделать вид, что разговора о письме не было? По-мужски, по-джентльменски, в конечном счете так и надо сделать. Но когда дело касается двух стран, это джентльменство может вылезти еще неизвестно каким боком. К тому же здесь он представляет интересы своей страны, а за нее решать поручено здесь только одному человеку — послу.
— Александр Михайлович? Извините, если разбудил, это Горелов. Час назад я докладывал Амину о своем отъезде, и тот попросил меня передать его личное послание Брежневу.
— Где письмо?
— Пока нет, сказали, отдадут после.
— Доложите Иванову.
Иванов, Иванов... На этой фамилии, видать, не только Россия держится, но уже и Афганистан...
— Где письмо? — повторил посла даже в интонации, немного растерянной, обеспокоенной, представитель КГБ.
— Вручат позже. Когда — не знаю.
Необходимое послесловие. Письмо передаст Экбаль. Дождавшись, когда Горелов и Заплатин поднимутся на трап самолета, он догонит их и подаст конверт Заплатину:
— Василий Петрович, прочтите, кому это, — попросит он.
— «Лично Леониду Ильичу Брежневу от Хафизуллы Амина». Понял, — ответит он, зная от Горелова о просьбе. — А печатей-то сколько наставил.
Экбаль ничего не ответит, сбежит по трапу. За Гореловым и Заплатиным закроется дверь самолета.
По прибытии в Москву Горелов будет вызван на доклад к Огаркову, и Лев Николаевич передаст письмо начальнику Генерального штаба. Амину так и доложит при возвращении:
— Товарищ Амин, я далек от Леонида Ильича, но письмо передал лично начальнику Генерального штаба маршалу Огаркову.
Амин кивнет, хотя и не станет скрывать неудовольствия такой цепочкой.
Начало ноября 1979 года. Москва — Казань — Чита.
Письмо Брежневу состояло всего из двух пунктов. Амин просил встречи с ним в любое время и в любом месте, и вторая настоятельная просьба — заменить посла, прислать к нему человека, который не был бы связан ни с даудовским режимом, ни с Тараки, ни с КГБ, ни с МВД,
Первую просьбу Брежнев отмел сразу: ждать искренности от человека, убившего своего учителя, пустившего под расстрел собственную партию в угоду личных амбиций, не приходилось. Просто же смотреть, как он будет выкручиваться, оправдываться, а в конце концов просить все, что только можно, — самолеты, бензин, кровати, подушки, гвозди? Нет уж, пусть знает свое место. Пусть чувствует что прощения за Тараки нет и не будет.
Другое дело — знать каждый шаг Амина. Пока он не доверяет никому из советников, кто работал рядом с Даудом и Тараки. Да и какое может быть доверие и какая может быть информация у того же Пузанова, если Амин на пресс-конферещии на весь мир заявил, что считает советского посла причастным к перестрелке с Тараки во Дворце 14 сентября. Конечно, работы здесь никакой не будет, посла надо менять. А заодно и главного военного советника, в этой области. Амин должен быть по крайней мере хотя бы предсказуем. Так что замена посла и советника сразу поможет убить двух зайцев: и на письмо вроде бы отреагировать, и свое дело сделать.
— Да, нам надо быстрее определиться с Амином, — прочитав послание, произнес и Громыко. — А чтобы люди быстрее вошли в курс дела, видимо, нужно подыскать мусульман, знающих традиции, обычаи, нравы Востока. Это значительно сократит для них время вхождения в обстановку.
МИД — с одной стороны, Генеральный штаб — с другой открыли свои картотеки. Вскоре мидовцами был назван свой кандидат — первый секретарь Татарского обкома партии Табеев Фикрет Ахмеджанович. На дипломатической службе никогда не был, но опыт в этой области немалый: много лет подряд возглавлял все наши дружественные делегации, отправляемые в страны Азии и Африки.
Суслов, ознакомившись с личным делом первого секретаря, позвонил в Казань. И уже на следующий день Табеев получал в неприметной на первый взгляд пристройке рядом со Спасскими воротами пропуск в Кремль.
— Обстановка в Афганистане сложная, Фикрет Ахмеджанович, — покашливая, говорил Суслов. — И именно поэтому, с одной стороны, выбор пал на вас. К тому же вы не просто видный партийный работник, хорошо знающий тот регион, но и человек, до этого никак не связанный с КГБ и МВД.
Увидев удивленный взгляд Табеева, покачал головой: да-да, именно так. Но пояснить не успел: вошла с подносом, накрытым салфеткой, девушка, поставила его на журнальный столик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143