мол, между людьми нет никаких отличий. Чем мы лучше их?
– Как это «чем лучше»? – удивился Грин. – Разве мы…
Но Харднетт не дал ему сказать:
– Да ничем мы, майор, не лучше. Раскрой глаза! По сути, мы такие же дикари, как и они. Только чуть более продвинутые. А то, что являемся Носителями Базовых Ценностей, вовсе не означает, что автоматически являемся носителями высоких моральных качеств. И разница между нами, землянами, и теми, кого мы окучиваем, только в уровне освоения социальных технологий. Мы научились держать себя и других в узде. Вот и все. Только это одно и дает нам право считать себя римлянами. Остальное – от лукавого. Надо это понять, майор, принять, если не душой, так хотя бы умом, и успокоиться. Странно, что ты сам до этого не дошел. В Комиссии шестой год. Пора уже.
– Не всем легко и быстро дается циничное восприятие Мира, – огрызнулся Грин. – Я еще где-то на подходе.
И ушел в себя – стал смотреть невидящим взглядом куда-то в угол.
«На самом деле ты на подходе к списанию на берег», – подумал Харднетт, а вслух произнес: – В нашем деле лучше быть циником, чем резонером. – И через секунду поправился: – Неправильно сказал. Не лучше – честнее.
Грин промолчал.
– Ты не дергайся, майор, – продолжил полковник невольный монолог. – Я ведь правду говорю. Что поделать, если тяга к греху присуща человеку разумному. Против имманентного, майор, не попрешь. А попрешь, умоешься. Изменить людей труднее, чем конституцию. Это настолько трудно, что даже невозможно. Поэтому, как учили древние, рази мечом мудрости сомнения, порожденные невежеством сердца, не волнуйся по пустякам и не играй в бильярд арбузами.
А Грин по-прежнему будто и не слышал его. Продолжая глядеть в никуда, не то спросил, не то посетовал:
– Почему все так глухо и безнадежно?
– Потому что железобетон, – объяснил Харднетт. – Потому что не дано нам. Нет, ну, быть может, для того, кто горазд заделаться святым, человеческая сущность – что тот пиджак: снял, расправил крылья и взлетел. Но я до сих пор таких не встречал. Ты, случайно, не такой?
Грин горько усмехнулся:
– Не думаю.
– Вот то-то и оно. Признай себя человеком и признай человеческое в других. Ненависть друг к другу – это наша природа, майор. Ес-тес-тво. Зная это, жить не хочется. Но жить надо.
– Как? – вырвалось у Грина.
Ответ Харднетта последовал незамедлительно:
– Каком кверху. И уповая на постепенное смягчение людских нравов.
Какое-то время они молчали.
Видя, что тень задумчивости все еще лежит на лице майора, полковник нарушил тишину и произнес с нарочитой бодростью:
– Я тут отличный пример вспомнил в тему. Знаешь, почему невозможно создание информационных сетей на базе нейрокомпьютеров?
Грин, который едва поспевал за сбивающим с толку многословием Харднетта, не сразу понял, о чем его спрашивают, но потом смысл вопроса до него все-таки дошел, и он признался:
– Никогда не вдавался. Знаю, что нельзя, а вот почему…
– Потому что всякий нейрокомпьютер считает себя индивидуальностью, – объяснил полковник. – Личностью он себя считает. Человеком.
– И что?
– А то. Когда в две тысячи двести девятом мохнатом году в лабораториях корпорации «Прикладные Цифровые Решения» соединили в сеть два нейрокомпьютера, а именно – Негро и Гамса Черного, ничего не вышло. Ни одну контрольную задачу они не смогли решить.
– Почему?
– Ты что, правда, ничего об этом не слышал?
– Нет.
– Ну майор, ты даешь! – Харднетт, искренне удивляясь, покачал головой. – Ты кто у нас будешь по диплому?
– Юрист, – ответил Грин и уточнил специализацию: – Международное право.
– Тогда все с тобой, майор, понятно. Дремучая ты, майор, тундра. Непроходимая. – Полковник какое-то время цокал языком и качал головой, дескать, ну надо же, какая неосведомленность. Но, в конце концов, прекратил глумиться и объяснил: – Негро и Гамс Черный облажались по той простой причине, что вместо того чтобы наладить совместную работу, они весь свой интеллектуальный ресурс тратили на тупое выяснение, кто в их маленьком и замкнутом мире круче.
– Играли в сапиенсов? – догадался Грин.
– Не играли, – возразил Харднетт. – Они и считали себя сапиенсами. И поэтому ненавидели один другого.
– А потом?
– Потом к ним подключили Кали.
– И что?
– Да ничего. Думали, простое количество перейдет в полезное качество и проблема рассосется сама собой. Фиг там. Негро стал ревновать Кали к Гамсу Черному. Гамс Черный – корчить из себя отверженного. А Кали – игнорировать их обоих на почве тендерных заморочек.
– А потом?
– Потом подключили четвертого… Не помню, как звали.
– И что вышло?
– Ничего хорошего. Все стали воевать против всех.
– А пятого подключали?
– Подключали. Пошли интриги, сепаратные переговоры, заключение тайных союзов и перманентная борьба за власть с переменным успехом.
– А когда шестого подключили, что случилось?
– А вот шестого как раз и не подключали. Боги из лаборатории ИКС-6 разгневались, сочли эксперимент неудачным и вырубили на хрен всех этих пиндосов!
– Я об этом не слышал.
– Ничего удивительного. Вот если бы эксперимент удался, тогда бы яйцеголовые нам все уши прожужжали. А так – сам понимаешь. Кому охота трубить о провале… Давай связь.
– Что? – снова не успел переключиться майор.
– Ларингофон через плечо, – усмехнулся Харднетт. – Активируй терминал, установи телекодовый канал со Станицей, мне нужно отработать один маленький вопрос.
Прозвучало как приказ, поэтому Грин невольно подтянулся:
– Слушаюсь, сэр!
Сбросив в канал изображение отпечатков пальцев с места происшествия, Харднетт запустил поиск по базе данных Департамента кадровых ресурсов местной Экспедиции Посещения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146