Она оделась, сбежала вниз по лестнице, сама не зная, что будет делать дальше. Двигалась машинально, бездумно. И вместе с тем, никогда еще она не действовала так уверенно. Отперла входную дверь, вышла и, быстро пройдя по вымощенной кирпичом дорожке, свернула влево; все так же торопливо шагала она по залитым луною улочкам, пока не очутилась у здания, где жил Гомер. И сама удивилась тому, что ноги принесли ее сюда.
В ветвях больших дубов трещали цикады – до этой минуты она не слышала их. А подняв голову, увидела над западным крылом большого каркасного дома семь сбившихся в кучку звезд: Плеяды, Семеро сестер. Они жались друг к дружке, словно юные девушки, бредущие через темный лес. Майра прислушалась: ни единого голоса, ни единого звука ниоткуда, лишь стрекочут цикады да едва слышно шуршит при каждом движении ее белая юбка.
Торопливо обогнув дом, она подошла к двери, из которой по утрам появлялся Гомер. Постучала – два отрывистых, четких удара – и всем телом припала к кирпичной стене, дыша прерывисто и часто. Немного спустя постучала еще раз. Сквозь дверное стекло ей были видны ступеньки – спуск в подвал. Там, внизу, приоткрытая дверь и за ней освещенная комната. Сперва показалась тень юноши, а потом и он сам: торопливо накинув коричневый купальный халат, он стал подниматься по лестнице, хмуро глядя вверх, на входную дверь.
Но вот Гомер открыл, и Майра шепотом выдохнула его имя.
Чуть не минуту он простоял молча. Потом схватил ее за руку, втянул в дом.
– Майра, вы?..
– Да, я, – рассмеялась Майра. – Сама не знаю, что на меня нашло. Читала ваши стихи, и вдруг так захотелось тут же немедленно вас увидеть, сказать, до чего…
У нее перехватило дыхание, и она привалилась к закрытой двери. Теперь уже не он старательно прятал глаза, а она. Взгляд ее скользнул вниз, на полы его безобразного халата, из-под которого виднелись босые ноги – такие большие, костлявые, белые, они напугали ее. Ей вспомнилось, как жадно и быстро он окидывал взглядом ее всю, с головы до пят, как его затрясло сегодня вечером, когда она подошла к нему в коридоре, как эти огромные ноги зацепились за ступеньку и ей пришлось подхватить его, чтобы он не упал.
– Одно меня особенно поразило, – сказала она, с трудом выговаривая слова. – Ну, там еще про поле голубых цветов…
– Ах, то! Поле голубых детей, вы хотели сказать.
– Да-да, то самое.
Она осмелела, вскинула глаза.
– Спустимся ко мне, Майра.
– Ой, ну что вы!
– А что тут такого?
– Ну как же так. Если меня здесь застукают…
– Не застукают!
– …меня же выгонят!
Наступило короткое молчание.
– Минутку!
Он стал торопливо спускаться с лестницы, но на третьей ступеньке обернулся:
– Подождите меня, Майра. Минуту, не больше.
Она кивнула – неожиданно для себя самой – и услыхала, как он, стремительно сбежав вниз, ринулся к себе к комнату. Сквозь дверное стекло ей видно было, как мечется по стенам и полу его тень. Он торопливо одевался. В приоткрытую дверь комнаты она на мгновение увидела его обнаженным по пояс, и могучий торс, в тенях от лампы казавшийся чеканным, поразил и неожиданно взволновал ее. В этот миг Гомер вдруг обрел для нее телесную сущность, которой она не ощущала прежде. А теперь ощутила, и гораздо острее, чем, скажем, у Керка Эббота, да и всех других молодых людей, с кем ей доводилось встречаться в университете.
Минуту спустя он вышел из комнаты, закрыл дверь и, бесшумно поднявшись по лестнице, встал перед Майрой.
– Извините, что я так долго.
– Вовсе и не долго.
Он взял ее за руку, они вышли из корпуса и, обойдя его, очутились у фасада. Дуб на газоне перед домом казался великаном, да и все вокруг словно бы увеличилось в размерах, а звуки стали отчетливей, громче – даже похрустывание гравия под их белыми туфлями. Майра так и ждала: вот сейчас из всех окон верхних этажей высунутся шарообразные головы, пронзительные голоса поднимут тревогу, со всех крыш станут выкликать ее имя, и толпы людей устремятся за нею в погоню…
– Куда мы? – спросила она, идя вслед за ним по кирпичной дорожке.
– Мне хочется показать вам поле – то, про которое стихи.
До поля было недалеко. Вскоре дорожка кончилась, и они почувствовали сквозь подошвы туфель бархатистую прохладу земли. Жидкое лунное сияние текло сквозь гущу узорчатых дубовых листьев, игра света и тени превращала пыльную дорогу в мерно струящийся поток. На пути у них стал невысокий забор. Юноша перемахнул через него. Протянул ей руки. Она взобралась на верхнюю планку, и он перенес ее на землю. Но не отпустил, а прижал к себе еще крепче.
«– Вот оно, поле, – сказал он. – Поле голубых детей.
Она глянула за его темное плечо. И правда – по всему полю танцевали голубые цветы. Они клонились под набегающим ветерком: голубые волны бежали по полю с тихим шепотом, и казалось, это приглушенные, едва слышные вскрики играющей детворы.
Майре вспомнилось, как ночами она сидела у окна и горько плакала, сама не ведая почему; как белел снежным пиком купол главного здания, как ходили волнами в лунном свете ветви деревьев; вспомнились безмолвие ночи и поющие голоса – поначалу такие далекие, что наводили грусть, они постепенно приближались – эти глупые, нежные серенады, и аромат таволги, и ясные, как светильники, звезды в разрывах облаков; вспомнилось, как душило ее непонятное волнение, а еще – страх, что через месяц-другой все это кончится, внезапно и навсегда. И она крепче обхватила плечи юноши. Он был ей почти чужой. Ведь до этой ночи она даже не рассмотрела его толком; и все-таки сейчас он был ей невыразимо близок, никогда не было у нее человека ближе его.
Он повел ее через поле, цветы голубыми волнами устремились к ней, и она ощутила обнаженными икрами их мягкие лепестки;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50