«Только то существенно, что мы можешь видеть, слышать, чувствовать, вкушать и осязать».
Проницательный взгляд Кеннеди заставил его вздрогнуть.
– Дорогой собрат, – сказал тот, – ты говоришь, как наши товарищи в Оксфорде! По-моему, существенно не то, что доступно нашей грубой чувственности, а то, что постигается идеей бессмертного разума!
Оживленный спор продолжался, и не раз в словах Кеннеди видел Малькольм намек на свое положение, но окончив прения, он уже не сомневался в том, что был им узнан. Регент был несколько утомлен, и подал знак расходиться. Кеннеди тотчас пригласил студента ночевать у себя в комнате. Малькольм последовал за ним. Они поднялись по винтообразной лестнице до круглой комнатки наверху башни.
Кеннеди притворил тяжелую дверь и, протянув обе руки, сказал:
– Я могу только восхищаться той храбростью, с которой ты пробрался сюда!
– Удастся ли мне спасти сестру? – спросил Малькольм в глубоком волнении.
– Надеюсь. Но скажи, как намерен ты поступить? Если хочешь бежать, то предупреждаю, надо сделать это до возвращения Вальтера Стюарта.
– Не можешь ли ты мне разъяснить, как это все случилось? Я знаю только, что Лилия была обманом похищена из монастыря св. Эббы.
– Да я знаю немногим более, – отвечал Кеннеди. – После слуха о твоей смерти Вальтер почти добился насильственного брака; но твоя сестра, перед самым совершением обряда так плакала, умоляла и кричала, что монахи приняли ее под свое покровительство. Когда ее привезли сюда, Вальтер в ярости поклялся, что заставит ее покориться: он запер ее в башню, отказывая даже в необходимой пище, а сам отправился в поход за добычей. Вскоре приехал регент и тотчас дал свободу бедной девушке, так что теперь ее можно принять за члена семейства. Но герцогиня неумолима к Лилии, и решила поработить, как говорит она, ее высокомерную гордость.
– Но ведь должны же они знать, что я не умер? – спросил Малькольм.
– Без сомнения. Но Вальтер, тем не менее, хочет добиться своего. Ты не можешь себе представить, до какой ярости и необузданности он дошел! Однажды он, в присутствии Лилии, свернул шею любимому соколу отца и сказал ей, указывая на него, что такова будет и ее судьба прежде, чем ее брат или король перейдут границу!
– Где он теперь?
– Собирает войско против короля. Он и сюда с часу на час может нагрянуть с целой ордой наемников и грабителей, чтобы напугать отца и овладеть твоей сестрой. Герцогиня ему препятствовать не будет, а он дал себе слово доказать тебе и королю Джемсу, что его ничем не испугать!
– Так он может приехать?
– Ежеминутно. Тебя сам Бог послал! Не съездить ли тебе в Гленуски и не поднять ли на ноги вассалов?
– К чему терять драгоценное время! Нам надо ее поскорей увезти из замка. Но, – увы! – как до нее добраться?
– Тут я могу тебе быть полезен. Мне почти ежедневно удавалось с ней говорить, и не будь ее, я давно бы уехал отсюда.
– Да благословит тебя Господь! – с жаром сказал ему Малькольм. – Я не стою такой доброты!
– Я одного желаю, – сказал Кеннеди, – чтобы для нашей дорогой родины настало лучшее время. Не сгорает ли у тебя сердце от нетерпения? Когда приведет нас Бог избавиться от ига феодальных властителей, покровительствующих насилию и преступлениям?
– Их деяния и бесчинства всегда были причиной моей скорби. Теперь, более нежели когда-либо, пробуждается и глухо бушует во мне национальная гордость!
– Я рад, что нашел в тебе сочувствие, Малькольм! – сказал Кеннеди. – На нас лежит священный долг. Король может наказать виновников смут, но если сердца людей будут для него закрыты, то ему придется употребить силу! Нам надо воздействовать на сердца людей: проникнуть в них и смягчить!
Малькольму, надо сознаться, скорее хотелось поговорить о средствах и возможности спасти сестру. Но Джемс Кеннеди совершенно разгорячился. Пылкие, юношеские порывы его рвались на свободу. Он мечтал о переворотах, которые должны были разбудить в его дремлющих согражданах Божественную религию и принести с собой блага цивилизации! Для этого, как он считал, надо было вырвать духовенство из, мрака невежества.
Малькольму нелегко было сменить тему разговора.
– Но ты ведь, кажется, должен жениться на богатой фламандской наследнице? – спросил наконец Кеннеди. – Тогда ты тоже мог бы служить этому делу, основав университет, подобный тому, что так переродил нас!
Малькольм улыбнулся:
– Моя невеста, – сказал он, – наука! Другой я не желаю!
– Так ты душой и телом предан науке? – спросил Кеннеди. – Я горжусь тобой и радуюсь за тебя: наука и труд такого высокопоставленного лица, как ты, посвященные Богу на пользу нашей несчастной родины, могут произвести значительные перемены, и, – почем знать? – возбудить полнейшее перерождение.
«Так вот где разъяснение загадочных слов Эклермонды! – подумал Малькольм. – Не об этом ли свете говорила она ему? Не им ли ему предстояло просветить своих сограждан? Она утверждала, что истинная мудрость заключается в сокровищах науки, но не для восхваления ее в людях, не для умственного наслаждения, а для того, чтобы распространять ее блага на грубые и закоснелые души сынов севера.
Неужели его мечта о научных изысканиях и его безмятежное спокойствие должны были исчезнуть, как исчезли прежние его мечты о монастырском покое, о любви и рыцарской славе?»

ГЛАВА VIII
Студент Дэвид

Попытаться говорить с сестрой было для Малькольма опасным и даже невозможным предприятием. Если бы он был пойман, то его непременно сочли бы за лазутчика, и подозрения, возбужденные им, навлекли бы на его голову бесчисленные опасности и подготовили бы королю Джемсу дурной прием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84