Борг выходил из себя, сидя в своем кабинете в Тель-Авиве, беспокоясь о Дикштейне, Каваше и других, ожидая от них известий, пока, наконец, не начинал думать, что с ним не поддерживают связь, потому что агенты не любят его; наконец, он окончательно выходил из себя, ломал карандаши и орал на секретаршу.
Господи, теперь ещё только не хватало бани в Риме — да и в этих местах полно извращенцев. Кроме того, Борг решительно не любил свое тело. Он спал только в пижаме, никогда не плавал на людях, никогда не примерял готовую одежду в магазинах и вообще никогда не ходил голым, не считая кратких минут под душем по утрам. А теперь он находился в парной, обернув вокруг бедер самое большое полотенце, которое только мог найти, и ощущая белизну своего тела, кроме лица и рук: плоть его лежала мягкими складками, и на плечах росли клочки седоватых волос.
Он увидел Каваша. Тело араба было стройным и смуглым и почти безволосым. Они встретились взглядами в духоте парной и подобно тайным любовникам бок о бок, но не глядя друг на друга, направились в отдельный номер с диванами.
Борг испытал облегчение, когда вокруг него не стало людей, и изнывал от нетерпения скорее услышать новости от Каваша. Араб включил устройство, от которого ложе стало вибрировать: его гул должен заглушить подслушивающее устройство, если здесь было таковое. Двое мужчин, стоя вплотную друг к другу, говорили вполголоса. Смутившись, Борг несколько отодвинулся от Каваша и теперь ему приходилось говорит через плечо.
— Я внедрил своего человека в Каттар, — сказал Каваш.
— Блистательно, — с огромным облегчением произнес Борг на французский манер. — А ведь ваше управление даже не имеет отношения к этому проекту.
— У меня есть кузен в военной разведке.
— Хорошо сработано. Что за человек в Каттаре?
— Саман Хуссейн, один из наших.
— Отлично, отлично, отлично. Что ему удалось выяснить?
— Строительные работы закончены. Они возвели здание для реактора, плюс административный блок, помещения для администрации и взлетную полосу. Им удалось продвинуться дальше, чем можно было предположить.
— Что относительно самого реактора?
— Теперь идет работа над ним. Трудно сказать, сколько времени она займет — там немало высокоточной аппаратуры.
— И им удастся смонтировать ее? — удивился Борг. — Я имею в виду все эти сложные контрольные системы…
— Контрольные системы не обязательно будут столь уж сложными, насколько я понимаю. Скорость ядерной реакции можно замедлить, всего лишь опуская графитовые стержни в атомный реактор. Но есть кое-что еще. Саман нашел место, которое кишмя кишит русскими.
— О, мать твою, — ругнулся Борг.
— Так что, можно предположить, что у них будет вся самая последняя электроника.
Борг опустился в кресло, забыв и о бане. и о вибрирующем ложе, и о своем мягком белом теле.
— Это плохие новости.
— Есть и хуже. Дикштейн разоблачен.
Борг, как пораженный громом, уставился на Каваша.
— Разоблачен? — переспросил он, словно не понимая смысла этого слова. — Разоблачен?
— Да.
Борга охватили ярость и отчаяние. Через несколько секунд он нашел в себе силы осведомиться:
— Как… как этот ублюдок прокололся?
— Он был опознан одним из наших агентов в Люксембурге.
— Что он там делал?
— Вот это уже вам следовало бы знать.
— Ладно, не важно.
— Скорее всего, это чисто случайная встреча. Агента зовут Ясиф Хассан. Он мелкая сошка — работает в ливанском банке и присматривает за приезжающими израильтянами. Конечно, наш человек знал имя Дикштейна…
— Он пользовался своим настоящим именем? — недоверчиво спросил Борг. — Час от часу не легче.
— Не думаю, — возразил Каваш. — Хассан знал его с давних времен.
Борг медленно покачал головой.
— Невозможно представить, что с таким счастьем мы можем быть избранным народом.
— Мы организовали слежку за Дикштейном и информировали Москву, — продолжил Каваш. — Конечно, он тут же ушел из-под наблюдения, но Москва прилагает огромные усилия, чтобы снова обнаружить его.
Борг опустил подбородок на руки и невидящим взглядом уставился на эротическую картинку на изразцах стены. Словно весь мир вступил в заговор, дабы противостоять политике Израиля вообще и его планам в частности. Ему захотелось бросить все к чертовой матери и вернуться в Квебек; ему хотелось трахнуть Дикштейна по голове каким-нибудь увесистым предметом; ему хотелось стереть невозмутимое выражение с правильного лица Каваша.
Борг сделал жест, словно отбрасывая что-то в сторону.
— Лучше просто не надо. Египтяне здорово обошли нас с реактором; русские им помогают: Дикштейн разоблачен; КГБ пустил по его следу целую команду. Вы понимаете, что мы можем проиграть эту гонку? У них будет атомная бомба, а у нас — нет. И как вы думаете — пустят ли они её в ход? — Он схватил Каваша за плечи и затряс его. — Это же ваш народ, так скажите мне, бросят они бомбу на Израиль? И можете прозакладывать свою задницу, что да, бросят!
— Кончайте орать, — спокойно сказал Каваш. Он снял руки Борга со своих плеч. — Впереди ещё долгий путь, прежде чем одной или другой стороне удастся одержать верх.
— Ну да, — Борг отодвинулся от него.
— Вы должны обязательно связаться с Дикштейном и предупредить его, — сказал Каваш. — Где он сейчас?
— Провалиться мне, если я это знаю.

Глава пятая

Единственным совершенно невинным человеком, чья жизнь превратилась в руины стараниями шпионов, рыскавших в поисках урановой руды, был чиновник из Евроатома, которому Дикштейн дал прозвище Воротничок.
Оторвавшись во Франции от слежки, Дикштейн вернулся в Люксембург по автотрассе, предполагая, что за ним в люксембургском аэропорту установлено круглосуточное наблюдение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120