– Держись, Коннавар, – сказал другой голос. – Сейчас станет лучше.
Свет немедленно угас. Конн убрал руки с лица и открыл глаза. Сначала он не увидел ничего. Потом взор прояснился, и юноша понял, что сидит в лесу у журчащего ручейка, сияющего в полуденном солнце. На небе не было ни облачка, а деревья сияли всеми цветами – начиная от цвета крови и золота заката, кончая изумрудно-зеленым и бледно-желтым. Воздух был напоен ароматами лаванды, розы и жимолости. Такого чудесного места Конн еще не видел. И все же что-то было с ним не так. На одной и той же почве росли самые разные деревья: дуб, вяз, сосна, клен, но казалось, что у каждого собственное время года. На одних нежно зеленела первая весенняя листва, другие качали ветками с темными листьями поздней осени. И не было теней. Конн вытянул обнаженную руку – она не отбрасывала тени.
Он медленно встал и, обернувшись, посмотрел на луг. И увидел медведя. Зверь стоял – как и всадники – без движения, сверкающие цепи спускались с его массивных плеч, обвивая когтистые лапы. В раскрытой пасти торчали огромные клыки. Конн без страха приблизился и обошел его вокруг, дивясь размеру и силе. Медведь носил на себе следы многих битв, а некоторые раны были совсем свежими. Юноша попытался коснуться зверя, но рука прошла сквозь него, как сквозь воздух.
– Страшная зверюга, – проговорил голос.
Рядом с Конном появилась сияющая фигура. Тот не удивился, хотя подумал, что стоило бы.
– Страшная, но печальная, – ответил он.
– Почему печальная?
– Потому что в цепях. Такие гордые создания не должны быть скованы.
Сияющая фигура подошла к нему, взяла за руку и повела к ручью. Конн пытался разглядеть лицо спутника, но оно непрерывно менялось, переливаясь в собственном сиянии. Борода… потом она исчезла, длинные волосы… и снова нет волос. От попытки сосредоточиться у юноши закружилась голова, и он отвернулся.
– Ты сид?
– Я не сид, Коннавар. Просто давно умерший человек, чью душу они спасли и забрали с собой.
– А почему я не могу тебя разглядеть? Твои черты меняются.
– Я очень давно не принимал человеческого облика. Подожди. – Сияющая фигура на мгновение замерла, и свет вокруг нее постепенно померк. Конн сидел рядом с юношей с темными волосами и добрыми карими глазами. – Лучше?
– Да. Так ты выглядел в жизни?
– В молодости. Я прожил почти сто лет.
– А почему сиды оставили твою душу себе?
– У них были на то причины. Лучше скажи мне, почему ты спас олененка.
Конн пожал плечами.
– Он запутался в терниях. Не мог же я бросить его умирать.
– Как не мог бросить Риамфаду?
– Это другое, – покачал головой Коннавар. – Он был моим другом, а человек не бросает друзей.
– Как ты себя чувствуешь?
– Спокойно, – улыбнулся юноша. – Здесь очень хорошо, но я знаю, что это сон, а тело мое лежит в вашем лесу, холодное, мокрое и окровавленное.
– Нет. Пока ты здесь, его лечат. Тебя будет ждать новая одежда. И подарок от друга.
– Все мои друзья мертвы, – печально проговори Конн, вспомнив Бануина. Неожиданно он осознал, что может представить себе мертвое тело друга, не испытывая ненависти к людям, убившим его. – Что вы сделали со мной, чего лишили?
– Мы не лишали тебя ничего. Мы просто… отделили тебя от некоторых… человеческих инстинктов. Иначе ты не смог бы прийти сюда.
– Человеческих инстинктов?
– Ярость, жестокость, ненависть, желание мести. Ни одному из них не место здесь.
– Но я человек. Какая же моя часть здесь?
– Лучшая. Дух, свободный от уз плоти.
Конн сидел на солнышке, чувствуя себя цельным, как никогда в жизни. Оглянувшись назад, он снова посмотрел на скованного медведя.
– А зачем здесь этот зверь и эти цепи? Он и так недвижен.
– Не мы сковывали его, Коннавар. Это твои цепи.
– Мои? Не понимаю.
– Медведь и есть часть тебя, которой не место здесь. Цепи ты наложил сам – долг, ответственность, честь. Без них этот зверь был бы безжалостным убийцей. Ты готов вернуться?
Конн задумался. Здесь царил такой мир, такая гармония…
– А могу я остаться с сидами, если захочу?
– Нет, – печально ответил его собеседник. – Может быть, когда-нибудь…
Конну не хотелось возвращаться в мир, и он посидел немного молча, наслаждаясь покоем.
– Если сиды и в самом деле народ, не знающий ненависти и гнева, почему они позволяют Морригу бродить меж нами, творя такое зло?
– Интересный вопрос, Коннавар. Отвечу так: ты хотел славы, и Морригу даровала ее тебе. Ворна хотела, чтобы ее любили и понимали. Так и стало. Почему ты считаешь деяния Морригу злыми? Все наши действия – людей ли, сидов ли – приводят к некоторым последствиям, которым мы не всегда рады. Морригу предлагает дары. Если человек принимает их, то должен быть готов к возможным последствиям. Ты просил славы. Что, если бы ты попросил о любви, или исцелении Риамфады, или мире и гармонии среди своего народа? Подумай об этом, Коннавар. Те, кто ищет даров Морригу, всегда просят о чем-нибудь для себя – личную выгоду, славу, искусство меча, прекрасных женщин или красивых мужчин. Всегда только для себя. Остерегайся судить то, что не понимаешь.
Голос стих. И мир закружился.
Он очнулся в лесу и, открыв глаза, увидел каштанового мерина, смирно стоящего рядом. Несколько мгновений в нем сохранялось чувство гармонии, которое юноша познал в стране сидов. Потом оно исчезло. Ему вспомнились преследователи и долгие дни погони, сражения и убийства. Но более всего – причины этого, и, подумав о Бануине, он ощутил жгучую ярость.
Встав на ноги, Конн увидел оставленную ему чистую одежду, аккуратно сложенную на камне. Там была рубаха из тонкой темной кожи, такой мягкой, что она казалась шелком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122