Настоятель сказал, что она славная женщина. Оно, конечно, так, но эта женщина и святого способна из терпения вывести. Кудахчет над Рабалином, будто ему все еще три года, и вечно талдычит одно и то же. Как только он соберется уходить, она спрашивает: «А ты не замерзнешь? Смотри, как легко ты одет». Стоит ему заговорить о планах на будущее, как она тут же: «Да чего там. Вот есть сегодня еда на столе, и ладно». Днем она стирает чужое белье, вечерами распускает старые вязаные вещи, сматывает пряжу в клубки и вяжет из нее квадратики, из которых потом шьет одеяла. Их она продает или отдает в богадельню. Без дела тетя Атала никогда не сидит.
Беспорядки привели ее в расстройство. Когда Рабалин рассказал ей, что в городе убивают людей, она сначала не поверила, а потом, когда это подтвердилось, не захотела говорить с ним об этом. «Лучше не вмешиваться — все уляжется само собой», — только и сказала она.
В тот вечер она со своими клубками показалась Рабалину совсем седой и старенькой. «Ты как, тетушка, ничего?» — спросил он. «В нас чужой крови нет. Авось обойдется». Лицо у нее при этих словах было одновременно ошеломленное и скорбное — точно как в те дни, когда умерла Лаша.
Рабалин стал спускаться с холма к городу.
На улицах было пусто, только издали доносились крики и пение. Ветер переменился, в воздухе пахло дымом. Рабалин заглянул в темный переулок, где стоял теткин дом, и никого не увидел, но решил не рисковать. Он присел на корточки и стал всматриваться. С северной стороны домик огораживала каменная стена, у ворот росли кусты. Он уже уверился было, что опасности нет, но тут кто-то выскочил из-за кустов и быстро перебежал к повозке у дома булочника — вроде как Брон, дружок Тодхе. Рабалина охватил гнев. Он промок, устал и проголодался. Ему очень хотелось поскорее попасть домой и погреться.
Вернувшись обратно, он пробежал по Рыночной, а потом через кузнечный двор. В куче железного лома он отыскал ржавый прут, залез на низкую ограду и увидел сверху двух парней, затаившихся за фургоном. Один в самом деле был Брон, другой — Кадрас, чей отец служил в доме у Тодхе. Сам по себе Кадрас ничего, не злой и не мстительный, но в руках Тодхе он как воск. Рабалин ждал. Вскоре Брон снова юркнул в кусты у дома тети Аталы. Оттуда высунулся сам Тодхе и заставил его пригнуться пониже. Железный прут тяготил руку Рабалина. С оружием он чувствовал себя спокойнее, но не хотел пускать его в ход. Отец Тодхе, Рассив, заправляет всем городским советом, и всякого, кто обидит его сына, постигнет быстрое и суровое наказание.
Рабалин решил пересидеть злоумышленников, и это ему, возможно, удалось бы — но тут четвертый подкрался к нему сзади и обхватил, прижав руки к туловищу.
— Я держу его! — заорал он, и Рабалин узнал по голосу Архаса, старшего брата Брона. Он нагнулся и мотнул головой назад, ударив Архаса по лицу. Тот сразу ослабил хватку. Рабалин вырвался, развернулся и врезал ему железным прутом по щеке. Архас упал.
Трое других бежали к ним. Тут бы Рабалину и улепетнуть, но кровь в нем уже вскипела, и он с воплем выскочил им навстречу. Прут огрел Брона по голове, и тот пошатнулся. Рабалин, отклонившись вправо, замахнулся снова, теперь на Тодхе. Удар пришелся по руке, которой тот прикрыл голову, и Тодхе взвыл от боли. Кулак Кадраса стукнул Рабалина по спине. Рабалин обернулся, двинул его в живот, боднул головой и сбил с ног. Пятясь и держа прут перед собой, он стал отступать. Тодхе бежал с поля боя, оглушенный Брон кое-как сел, и его вырвало. Кадрас, стоя на коленях, держался за разбитый нос. Позади двух раненых лежал без сознания Архас. Рабалин бросил прут, подбежал к нему, перевернул на спину и с облегчением услышал его стон.
— Ничего, полежишь малость и очухаешься, — сказал он. Лицо у Архаса было в крови, над левым глазом вздулась огромная шишка.
— Тошнит, — промямлил он.
— Тогда лучше сядь. — Рабалин прислонил его к стене. Брон сделал пару шагов и плюхнулся рядом с братом.
Рабалину, победившему четырех врагов, следовало бы торжествовать, но он покидал место схватки с тяжелым сердцем, опасаясь возмездия.
Скилганнон, поднявшись на башню, с раздражением увидел, что он там не один. У зубчатого парапета стоял, облокотившись, брат Наслин, рослый и плечистый. Обернувшись, он кивнул Скилганнону:
— Чудесная ночь, брат Лантерн.
— Что ты делаешь здесь наверху?
— Думаю.
— Ну что ж, не буду тебе мешать.
— Нет, брат, не уходи. Я надеялся, что ты придешь сюда. Я видел, как ты упражняешься, и некоторые движения мне знакомы. У нас, у Бессмертных, они тоже были в ходу.
Скилганнону нетрудно было представить себе этого человека в черных с серебром доспехах гвардии Горбена. Бессмертные десятилетиями обеспечивали императору победу за победой, но после поражения при Скельне их распустили.
— Ты был там? — спросил Скилганнон, не уточняя, где именно — так свежа еще была память о той страшной битве.
— Был. Присутствовал при конце света.
Наслину, замкнутому и молчаливому, теперь явно хотелось поговорить. Скилганнон стал разминать плечи и спину. Наслин присоединился к нему, и они вместе проделали привычные упражнения: Лук, Саранчу, Павлина и Ворону. Наслин, давно не занимавшийся этим, не сразу обрел равновесие. Затем они поклонились друг другу и начали учебный бой, крутясь, подпрыгивая и нанося легкие удары руками и ногами. Скилганнон двигался быстрее, но и Наслин дрался неплохо, пока не устал. Весь потный, с мокрой бородой, он снова поклонился, давая понять, что выходит из боя. После завершающей разминки оба уселись на зубцах ограждения.
— Мне до сих пор это снится, — помолчав, сказал Наслин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19