Земля устремилась ему навстречу, и он закрыл глаза.Из-за толстой сосны вышел и приблизился к упавшему юноше какой-то человек — стройный, в небесно-голубой шелковой рубашке, кожаных бриджах и башмаках с серебряными пряжками, в нарядном овчинном плаще на плечах. Длиннее волосы скреплял на затылке серебряный обруч, глаза отливали лиловым. Опустившись на колени рядом с Лемфадой, он увидел сочащуюся из-под стрелы кровь и отвернулся.— Хочешь вытащить ее? — спросил кто-то. Человек быстро встал и увидел перед собой высокого, плечистого воина со светлыми волосами и золотисто-рыжей бородой.— Я ничего не понимаю в ранах. Быть может, он уже умер.— Ты стал серый, как зимнее небо, — усмехнулся Лло Гифе и разорвал на раненом рубашку. Стрела вонзилась глубоко под лопатку, и вокруг нее уже образовалась опухоль. Лло ухватился за древко.— Погоди! — сказал другой. — Если острие зазубренное, ты разорвешь его на части.— Тогда молись, чтобы зазубрин не было, — сказал Лло и выдернул стрелу. Лемфада застонал, но не очнулся. Зазубрин на острие не оказалось. Из раны хлынула кровь, и Лло заткнул дыру клочком рубашки. Потом взвалил юношу на плечо и зашагал по сумрачному лесу.Другой, последовав за ним, спросил:— Куда ты идешь?— Тут в часе ходьбы есть деревня, а в ней знахарка.— Меня зовут Нуада, — представился незнакомец. Лло промолчал.Солнце уже садилось за горы, когда они поднялись на холм над деревней. В ней было семь хижин и один дом побольше, в загоне на северном конце стояло пять мелких лошадей.— Посмотри, жив парень или нет, — велел Лло своему спутнику.Нуада осторожно взял Лемфаду за руку и нащупал пульс.— Жив, но сердце бьется неровно.Лло, не отвечая, стал спускаться с холма. Из крайней хижины им навстречу вышли двое мужчин, оба с длинными луками и ножами на поясе. Лло помахал им, и они, узнав его, вложили стрелы в колчаны.Лло со своей ношей прошел к самой дальней хижине, поднялся на крыльцо и постучал. Ему открыла женщина средних лет. Увидев раненого, она отступила. Лло вошел в дом и направился прямо к узкой койке у восточной стены.Женщина помогла ему уложить юношу и вытащила из раны затычку, внимательно глядя на вновь потекшую кровь.— Легкое не задето, — сказала она. — Оставь его тут, я позабочусь о нем.Лло молча встал, расправил спину и посмотрел на стоящего у порога Нуаду.— Чего тебе здесь надо?— Я не отказался бы от еды.— А заплатить есть чем?— Обычно я плачу за еду песнями. Я бард, сказитель.Лло покачал головой и, отстранив Нуаду, вышел из дома. Поэт двинулся за ним.— Я хорошо пою. Меня принимали в Фурболгском дворце и у герцога Мактийского. На востоке я тоже бывал.— Хорошие сказители все богачи. Ну да ничего — думаю, здешние жители охотно тебя послушают. Знаешь сказание о Петрике?— Само собой, но я предпочитаю более свежие истории. Я и сюда пришел в поисках чего-то нового.— Послушайся моего совета и расскажи им про Петрика, — сказал Лло, направляясь к большому дому. Нуада с трудом поспевал за ним.— Ты не очень-то приветлив, дружище.— У меня нет друзей, и я в них не нуждаюсь.Дом насчитывал футов семьдесят в длину, и посреди него имелись два каменных очага, один против другого. Здесь стояло около дюжины столов, а в дальнем углу помещалась стойка, за которой стояло несколько бочек. Лло, растолкав собравшихся здесь людей, снял кружку с крючка на стене и нацедил в нее пива из маленького бочонка. Нуада заметил, что он не заплатил за выпивку, и тоже взял себе кружку.— Ты чего это? — осведомился один из присутствующих, ткнув его пальцем в грудь.— Выпить хочу, — ответил поэт.— Только не из моей посудины, — заявил селянин и отнял у него кружку.— Извини, — промолвил Нуада. Его белокурый попутчик тем временем разговаривал с каким-то человеком, коренастым и толстопузым. Вскоре тот обернулся и с улыбкой направился к Нуаде.— Это ты будешь сказитель?— Я самый.— Издалека идешь?— Из Фурболга. Я пел при дворе.— Это хорошо — расскажешь нам новости. Я представлю тебе обществу. Как тебя звать?— Нуада. За игру на арфе известен так же, как Серебряная Рука.— У нас тут арф нету, но ты получишь еду и постель, если расскажешь, что делается в мире. Выкрутасов нам не надо — говори попросту.Лло Гифе, усевшись на лавку у стены и вытянув свои длинные ноги, посочувствовал поэту. Здесь не Фурболг и даже не Макта. Придворному барду придется выступать перед неотесанными лесовиками, хорошо понимающими разницу между вымыслом и действительностью. Поэт между тем взобрался на стол, и содержатель общего дома, потребовав тишины, представил его. Разговоры на миг смолкли, но тут же возобновились, и кто-то отпустил шутку, вызвавшую общий смех. Но звучный голос Нуады внезапно перекрыл гомон.— Когда умирает герой, боги одаривают его, но дар этот о двух сторонах. Известно ли тебе, что это за дар? — спросил поэт, обращаясь к человеку в волчьем полушубке. — Да-да, тебе, хряк в волчьей шкуре! — Грянул смех, и «хряк», побагровев, схватился за кинжал у себя на поясе. Нуада же, как ни в чем не бывало, уже повернулся к другому. — А ты? Ты знаешь? — Тот мотнул головой. — Хорошо, я скажу вам. После смерти душа героя блуждает по миру, откликаясь на зов сказителей и поэтов. Когда о нем говорят перед собранием — даже перед такими нишебродами, как вы, — его душа является среди этого собрания. Это волшебство, недоступное ни одному чародею. Почему же этот дар о двух сторонах?Потому что герой, стоя среди вас, видит, что его подвиги для вас ничего не значат.Вот у вашего очага стоит Петрик, величайший из воинов и благороднейший из людей. Он сражался со злом и делал это не ради славы. Что же он видит, глядя вокруг себя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15